Под самой Москвой - [38]

— Они здорово нас ненавидят тут, а? — спросила меня Маргарет со свойственной ей прямотой.

— А за что им вас любить? — ответила я и хотела добавить, что они тут достаточно залили арабам сала за шкуру, но не знала, как это сказать по-английски.

— Это верно, — задумчиво заметила Маргарет. — Вся беда в том, что мы несем христианство не так, как это подобает: не в раскрытых ладонях… Как дар любви.

— В пятьдесят шестом во всяком случае ни о каких раскрытых ладонях не было и речи! — заметила я.

Это было сказано неосторожно, воспоминания о бомбежках Порт-Саида были слишком живы здесь…

Впрочем, с Маргарет совсем не следовало церемониться: ее просто невозможно было обидеть.

Когда на корабле она явилась на бал в голубом девичьем платье с цветами в прическе и этот шибер[11] из Бремена захохотал ей прямо в лицо, она и глазом не моргнула. А спокойно объявила во всеуслышание:

— Неужели у него было бы лучше настроение, если бы я явилась в саване, что, вероятно, мне больше подобает?

Она расхохоталась первая, и через несколько минут все перестали обращать внимание на ее туалет, и она опять была «царицей бала».

По-моему, Мустафа стал побаиваться миссис Конвел, во всяком случае он боязливо отворачивался, когда на него падал взгляд бледно-голубых глаз старой миссис. Может быть, он думал, что громкоголосая, энергичная дама может силой увезти его. Как сиамских котов из Стамбула.

На следующий день наша советская группа уезжала в Луксор, город древних памятников и храмов. Мы прощались с Мустафой и сделали ему свои маленькие подарки. И он хотел тоже сделать что-нибудь приятное для нас. Или по крайней мере — сказать!

Он пожелал нам доброго пути и счастливого возвращения на родину.

Потом он подумал: ему показалось этого мало. И он добавил:

— Моя сестра учится в университете.

Он хотел сделать нам приятное и преуспел в этом.

ВЕСНУШКА, СОБАКА И КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ (Фантастический рассказ)

1

В 15 часов 03 минуты его заметил кладбищенский сторож. Незнакомец бежал, перепрыгивая через могилы, и негромко повторял, как бы в забытьи, странную фразу: «Собака — это голоса!»

Только что прошла похоронная процессия. Поэтому сторож, как он впоследствии объяснял журналистам, принял незнакомца за убитого горем родственника покойного. Он только не мог взять в толк, при чем тут собака.

В 15 часов 35 минут в контору Фареджского почтово-телеграфного агентства вбежал молодой человек. В этот тихий послеобеденный час он был здесь единственным посетителем. Ему пришлось громко постучать в окошко с надписью «Прием телеграмм», чтобы разбудить клевавшую носом юную чиновницу.

Текст поданной депеши мигом привел девицу в чувство: «Привлекаю в целях популяризации нашего кандидата говорящую собаку. Переведите четыре сотни на организационные расходы. Бертино».

— Запомните мое имя, беби! — сказал Бертино, просунув в окошко свою сплюснутую голову с оттопыренными ушами. — Выстоите на пороге великих событий!

С этими словами незнакомец исчез, оставив девицу в полном оцепенении.

Из этого состояния она вышла лишь через час, приняв ответную телеграмму, адресованную репортеру полицейской газеты «Держи вора!» Бертино. Ответ был краток: «Болван, проспитесь, рекомендуем от запоя таблетки Кола-Дельфи. Директор Бардуэл».

Телеграфистка успокоилась, никак не предполагая, что через двадцать четыре часа она станет самым популярным лицом в Фаредже.

2

Теперь мы должны перенести читателя к началу описываемого дня.

В это жаркое утро по дороге к кладбищу шли мальчик и собака. Карола все звали просто: «Веснушка». Отвратительная кличка приклеилась к нему так прочно, как прозрачная бумажка к мятному леденцу. Лицо Карола действительно напоминало кукушкино яйцо. В другом месте это обстоятельство, вероятно, не имело бы значения, но фареджские школьники славились злыми языками.

И ничего не было удивительного в том, что, чуждаясь сверстников, Карол гулял вдвоем со своей собакой, молодым сеттером по имени Джерри.

Они шли по раскаленному тротуару, сперва степенно, как полагается благовоспитанному мальчику и породистому псу. Но чем дальше от главной улицы, длинной и скучной как церковная служба, тем веселее становились мальчик и собака.

— Сыграем? — спрашивал Карол. Джерри одобрительно махал хвостом. Мальчик доставал из кармана губную гармонику, и звуки простенькой польки приводили в восторг собаку. Джерри то забегал сбоку, завернув одно ухо, то с визгом уносился вперед, а хвост его вертелся, как ручка кофейной мельницы.

Так они достигали цели: маленького кладбища на зеленом пригорке с несколькими развесистыми деревьями. Единственное место в городе, где имелось немного тени, было предоставлено мертвым.

Карол усаживался под каштаном, неподалеку от шикарной мраморной плиты с надписью «Будь спокойна в том мире, как я спокоен в этом». Здесь мальчик открывал пластмассовую коробочку, доставал сэндвич и честно делил завтрак с собакой.

Да, не было ничего удивительного в том, что крикливой ватаге фареджских школьников Карол предпочитал сеттера Джерри, корректного, доброжелательного и, надо полагать, молчаливого. Надо полагать…

Но действительность иногда опрокидывает все наши предположения.