Под русским знаменем - [43]

Михаил Дмитриевич был около калужцев. Полк, уже отличившийся на глазах Белого генерала, шёл и теперь спокойно, отчётливо, словно на смотровом поле, а не под выстрелами сильного и беспощадного противника. В боевой его линии были два батальона, в резерве — третий. Эстляндцы оставались в общем резерве у Брестоваца. Вёл калужцев их молодой пылкий командир полковник Эльжановский. Скобелев всё время с опасением посматривал на него. Он и сам был храбрец, и храбрец, давно свыкшийся с боевыми опасностями, и поэтому знал, что часто личная храбрость увлекает людей дальше, чем следует, и побаивался как бы Эльжановский не испортил ему всего дела. Он намеревался в этот день овладеть только вторым гребнем и знал, что и не по силам бы его незначительного передового отряда было атаковать другие турецкие позиции. А лицо удальца-командира так и горело боевым одушевлением; видно было, что он с нетерпением ждёт момента, когда генерал отпустит его одного вперёд...

Скобелев в этом бою был не один. Вместе с ним на Зелёных горах был его любимейший из туркестанских друзей капитан Куропаткин, тоже попавший в дело после долгого своего пребывания в штабе действующей армии. С Куропаткиным Скобелев готов был разделить свою славу. Присутствие молодого стратега придавало ему новые силы, новую энергию...

Калужцам при наступлении предстояло пройти несколько менее полуверсты под огнём турок, засевших в виноградниках срединного гребня. Взбираться на гребень приходилось, продираясь среди кустарников и виноградных лоз. Турки между тем так и сыпали пулями, но линии наступавших были разрежены, и потери оказались при переходе через обстреливаемое пространство незначительными.

Отпуская полк в атаку, Скобелев просил Эльжановского идти с резервов, а не по боевой линии, но удалец, охваченный боевым жаром, скоро позабыл об этой просьбе и очутился впереди калужцев. Быстро взлетели смельчаки на вершину гребня и посбрасывали с него турок штыками. Но это был мнимый успех. На калужцев посыпались пули с третьего гребня. Огонь был адский. Солдаты залегли и пробовали отстреливаться, но с их стороны огонь получился вялый, нерешительный. Скобелев приказал им окопаться и укрепиться, как только срединный гребень будет занят. Этого не было сделано, и турецкие пули так и вырывали всё новые и новые жертвы. Как на грех среди калужцев оказалось много «новичков» — солдат, ещё не побывавших в боях. Для них этот кромешный ад был новинкой. Нервы не выдержали постоянного ружейного треска, а тут ещё с высоты третьего гребня поползли вниз ярко-красные толпы — это турки переходили в наступление.

— Вперёд! Штыками их! — раздалась совершенно неожиданно команда. Чья — это так и осталось неизвестным, но приказание произвело совсем неожиданный эффект.

Несколько солдат вскочили с земли и, громко крича «ура!», со штыками наперевес кинулись на спустившиеся уже в лощину турецкие массы. Кинувшихся было всего несколько, но вслед за ними бросились, как обезумевшие, все два батальона. Напрасно офицеры приказывали остановиться — живой ураган увлёк и их вперёд. Эльжановский был тяжело контужен и не мог уже распоряжаться боем. Солдаты вихрем мчались вперёд. Пули, сыпавшиеся на них, как горох, никого не останавливали. В кого попадали они, тот падал, если был тяжело ранен. Остававшиеся на ногах мчались вперёд. Страшно ударили они по туркам. Те не ожидали этого удара и, поражённые им, бросились назад. Калужцы погнали их и перемешались с ними, поражая их на бегу. Встретившиеся на вершине гребня турки были смяты, сброшены этим живым вихрем. Но и тут калужцы не остановились. Они скатились за третий гребень и группами по пятнадцать-двадцать человек неслись уже к окутанным пороховым дымом редутам, встречавшим их губительным огнём. Напрасно Скобелев слал офицеров с приказанием возвратиться назад — остановить разгорячённых солдат было невозможно...

— Наши впереди, и мы туда же! — отвечали герои, случайно услыхавшие приказание.

Большинство даже не слышало их совсем. Казалось, ничто не могло теперь остановить калужцев. Их громили пушки с обоих редутов, с Кришина, с Омар-бей-табия, но, они под этим перекрёстным огнём ворвались в окружавшие редуты ложементы и засели в них. С трёх сторон на них лилась (уже не град) сплошная река картечи. Смельчаки гибли и всё-таки не уходили. Слева от Кришина на них налетели черкесы, и правофланговые все оказались изрублены; справа Осман-паша выпускал табор за табором, дабы охватить живым кольцом этих героев-победителей. Только теперь, когда обстановка в ложементах, нападение черкесов несколько охладило боевой пыл уцелевших калужцев, они поняли, в какое страшное положение завлёк их порыв. Они тогда оставили взятые ложементы и, преследуемые со всех сторон турками, начали отходить обратно. Рой пуль нёсся им вслед. Сзади наседали ожесточившиеся аскеры Османа. С флангов то и дело наскакивали с гиканьем черкесы. Остатки смельчаков должны были с «ура!» кидаться в штыки, чтобы отбрасывать беспощадных врагов. Иногда они останавливались, чтобы дать залп. Бой, начавшийся в четыре часа пополудни, занял всё время до сумерек, и отходить калужцам пришлось уже в наступавшей предвечерней мгле. Они были уже в лощине перед третьим гребнем, когда слева перед ними вдруг обозначилась тёмная живая масса. Отступавшие приостановились, вскинули ружья, чтобы залпом ударить в наступавших.