Под русским знаменем - [162]

Он знал, что заснуть на морозе значит замёрзнуть. Но напрасно боролся он, веки его смыкались, юноша чувствовал, что сон властно овладевает им...

«Господи, не допусти, спаси, помилуй!» — шептал он.

Он взглянул даже на далёкое небо, но слова молитвы вдруг замерли у него на устах. Сна как не бывало. Соседняя груда полушубков, вываленных из повозки, зашевелилась. Под ней кто-то был. Прошло ещё мгновение, и из-под кучи высунулась окровавленная голова турка...

Сергей невольно задрожал. Враг был так близко, а у него не оказалось никакого оружия. Турок, очевидно, был ранен и, опамятовавшись, забрался под полушубки ещё раньше Рождественцева... Теперь он глядел на русского глазами, в которых выражалась смертельная мука. Несчастный, казалось, уж не помышлял ни о какой вражде; казалось, он ничего не соображал в эти мгновения — по крайней мере так думал Рождественцев и ему от всего сердца стало жаль беднягу.

Прошли несколько мгновений. Голова турка опять скрылась под полушубками. Сергей успокоился. Этот несчастный, возбуждавший в нём одно только сострадание, не был для него врагом. Юноша был уверен, что пережитый страх укротил всякую ненависть; страдание смирило его, но — увы! — находясь столько времени вблизи турок, он всё-таки не знал их...

Прошло около получаса. Сергей успокоился окончательно и даже начал позабывать о своём соседе. Опять пригрелся он под полушубками, и дремота снова одолевала его. Вдруг что-то навалилось сверху на Сергея. Он инстинктивно, сам ещё не понимая, в чём дело, метнулся в сторону, и в то же мгновение толщу полушубков пробил штык... Рождественцев слегка вскрикнул. Он понял, что это сосед выбрался из-под своей груды и теперь сверху налёг на него... Опять смерть очутилась около юноши. Он не мог выбраться из-под полушубков, враг сверху надавил на него всей тяжестью, и Сергей по подёргиванию всей лежавшей сверху массы понял, что турок вытаскивает увязший штык, чтобы нанести новый — более удачный — удар.

Всё, что было ранее, с быстротой молнии замелькало в памяти Рождественцева... Мать, Энск, гимназия, поход к Дунаю, переправа, Шипкинский бой — всё, всё... Сергей чувствовал, что наступил его последний миг, и закрыл глаза. Он ясно слышал злобное ворчание возившегося над ним турка, по движениям, которые ощущал он под толщей полушубков, Сергей понимал, что турок уже взмахивает штыком, чтобы всадить его в своего беспомощного врага...

Откуда-то грянул пушечный выстрел, за ним ударил другой, третий... затрещали ружья, что-то тяжёлое ударило в повозку, даже подвинувшуюся вперёд. Сергей услышал очень близко треск ломавшегося дерева. В то же мгновение сверху послышался болезненный крик турка. Потом словно что-то упало на полушубки, но возня прекратилась. Восторг объял Рождественцева. Он понял, что судьба и на этот раз послала ему спасение — и оттуда, откуда спасение даже прийти не могло... С русских позиций Райская долина не простреливалась. Рождественцева спасли от неминуемой гибели выстрелы турок, заметивших у брошенных повозок человеческую фигуру и открывших по ней огонь...

Но восторг и радость быстро прошли. Гибель была так же близка к юноше, как и в несколько мгновений до того. Турки не ограничились одним выстрелом, пули, пущенные из их траншей, так и щёлкали — то по остовам повозок, то по груде полушубков. К счастью для Сергея, турки не открывали более орудийного огня; видимо, даже и не думали они, что в долине ещё остался кто-нибудь живой.

Прошли ещё несколько невозможно долгих минут. Рождественцев слышал, как отовсюду заговорили русские батареи. Турецкие сейчас же принялись отвечать им, над головой Сергея с взвизгиванием, свистом проносились снаряды. Где-то на порядочном расстоянии послышалось русское «ура!» и вдруг — о счастье! о радость! — совсем близко раздался русский говор... Сергей высунулся из-под груды и увидел подползавших по снегу товарищей...

— Скорее, скорее! — кричал Рождественцеву Савчук. — Пока заняты бритолобые...

Юноша понял, в чём дело. Фальшивой атакой на турецкую батарею, обстреливавшую Райскую долину, удалось отвлечь внимание турок, и этим обстоятельством воспользовались охотники, чтобы добраться до рокового места, где ночью они оставили своего товарища...

Уже бегом пустились к своим позициям смельчаки. Рождественцев был с ними. Душа его так и ликовала. Он как будто снова родился. Эти люди были дороги ему, как самые милые братья. Сергей чуть не плакал, думая о том, что ради его спасения они жертвовали своей жизнью.

— Эх, жалко! — услышал он восклицание Савчука. — Как бы пригодились-то!

Хохол говорил о полушубках, которые волей-неволей приходилось оставить тут. Рождественцев обернулся и с любопытством взглянул на разбитый обоз. На той гряде, под которой он лежал, виднелся запрокинувшийся назад турок, разбросавший в стороны неподвижные руки. Дрожь пробежала по телу Сергея. Он вспомнил те ужасные мгновения, когда штык этого турка оказался так близок к нему.

— Ночью придём, а не то с Габрова кто пойдёт, захватит! — сказал один из товарищей Савчуку.

Тот ничего ему не ответил. Да и не до разговоров уже было. Турецкие стрелки заметили бежавших по долине неприятелей, и в смельчаков посыпался со всех сторон град пуль.