— Ой, сколько у вас места! — озираясь наполненным счастьем взглядом, поддержала игру Мелл.
«Ясно. А что это? У меня искорки по телу…»
«Энергия детства. Здесь ее тратят немерено. Где только берут? — интерес был чисто научный.»
«Так здесь же дети, — вклинилось Второе Я. — Какая же еще может быть энергия?
Например — энергия безысходности. Такой вариант здесь больше уместен.
Ты уже вообще! Нельзя быть такой псисимистичной!
Какой-какой?! Пессимистичной, ты хотела сказать? — запнулась о свои мысли Танька.
Нет! Пси-си-мистичной! Психологически симметричной с мистикой! Вот! — выдало Альтер Эго.
Чудесно. И ни одной таблетки от безумия в доме…»
— Разувайтесь, здесь чисто. Тапочки, надеюсь, есть? — доброты в голосе сопровождающей воспитательницы не наблюдалось. Чрезмерно толстая, закутанная в огромный серый меховой жилет поверх безразмерного коричневого плюшевого спортивного костюма, она дождалась, пока Мелл и Танька стянут кроссовки и, прямо в уличной обуви, прошествовала в темное нутро уходящего вправо большого коридора. Тапочек у девчонок не было.
— А вы почему не переобулись? — дерзнула вслед Танька.
— А мне — можно! — отрезала любопытство толстуха. — За мной идите.
* * *
— Нет, ты слышал, а?! — оператор ерзал в кресле от нетерпения.
— Ничего она им не сделает, — уныло прогнозировал техник.
— Но почему! Может же навести порядок!
— А это он и есть. Такая вот норма жизни.
— Хреновая это жизнь, — отозвался унылый комментатор.
— А там другой нет…
* * *
— Вот ваша комната, — свернув в первую правую дверь, произнесла воспитатель. — Здесь свой туалет есть и целых две двери, — зачем-то показала рукой, проходя через маленький темный тамбур с приделанной напротив входа в санузел вешалкой. — Умывальник вот с зеркалом. Душевая ваша — первая, в начале коридора, мы проходили мимо. Так, видите, какая чистота? Вот чтоб так и было. Убирать будете по субботам.
Черная двухъярусная деревянная кровать справа от окна могла поместить и взрослых. Покрывала были разного цвета, наверху — красное, внизу — зеленое. Белые высокие шкафчики, придвинутые к торцу кровати, явно не были рассчитаны на ребенка. Белый комод стоял перед большим окном, занавешенным порванной тюлевой занавеской. Серо-бежевые плотные шторы неподшитым краем лежали на полу. У противоположной от кроватей стены, слева от окна, — два белых письменных стола. Если так можно назвать столешницу с двумя ножками, опирающуюся другим, не закрепленным, краем на тумбочку с ящичками. Нижний ящик в одной из этих опор почему-то не задвигался до конца. На полу — черный палас с непонятным рисунком и одним обтрепанным краем.
После слов о чистоте Танька, поджав губки, с сомнением посмотрела на обутые ноги провожатой. Своей жирненькой тушкой женщина забирала слишком много пространства, терпеть такое было нельзя.
— Вы почему такая толстая? Жрете и не можете остановиться? Или про болезнь сейчас начнете впаривать? — детская непосредственность бывает хуже оскорбления от взрослого.
— Так! Во первых, я не толстая! Это такой пояс верности! — побагровела часть над спортивным костюмом.
— Верности чему? С такой жопой на тебя никто не позарится! — у Мелл начало бурлить спокойствие.
— А ну не тыкать! — заорала в ответ и напрасно попыталась толкнуть Мелл. Не сходя с места, девочка, уходя с линии атаки, слегка повернула корпус, чуть присев на одну ножку, и жирная пятерня пролетела мимо, увлекая за собой хозяйку.
«Мелл, поосторожнее. Нам здесь жить, все-таки, — напомнила Танька.»
«А что я? Оно само падало, — проследила за полетевшим на пол телом.»
«Эй, посмотри на себя! Разве мы дети цветов? Мы живем не любя[24], — веселый мотив от Таньки был кстати.»
«Ой, включи эту песенку, пожалуйста, — начала клянчить Мелл.»
«Не теперь. Терпи пока, сейчас начнется, — глядя на упавшую на одно колено, поняла Танечка.»
После учиненного обыска личных вещей и выворачивания карманов, Танька возненавидела взрослых как вид. Причем — подлежащий уничтожению. Разбросанные по полу футболки и трусики не хотелось даже поднимать. Сломанный от злости замок сумки она еще могла терпеть, но растоптанная любовь к чистоте изменила планы.
— Да плюнь ты на эту дуру! — успокаивала Мелл.
— Уже, — зло прищурившись, процедила сквозь зубы Танюша.
— Что — уже? — не поняла подруга.
— Плюнула, — в коридоре раздался истошный крик.
— И куда? В морду или…
— Фасад. На обратную сторону слюны не хватит, — все еще кипел гнев.
— Держись. Мы еще даже не начали. И зачем мы здесь вообще? — Мелл стала собирать вещи.
— Брось! — дематериализовала беспорядок Танечка. — Я новое уже создала, в сумке лежит.
В коридоре зазвучал нарастающий топот босых ног. Слышимость шагов на плохо уложенном ламинате была потрясающая.
— Это вы, паскуды, придумали?! — орала где-то толстуха. — А ну сюда! Быстро, я сказала!
Дверь распахнулась и в комнату влетели два комка девчоночьего страха. Не обращая внимания на новеньких, одетая в широкие зеленые пижамные штаны и розовую футболку скомандовала:
— Вниз! Быстро! — и полезла на шкаф, используя кровать вместо лестницы.
— Эй! Чемоданом меня прикройте своим! — кигуруми, изображающее пингвина, явно было маловато второй девочке, успевшей молнией влететь под двухъярусное ложе.
