Под ризой епископа - [45]
В тот день дьякон вознамерился навестить святого Филиппа, но отнюдь не из одного любопытства, а по строгому велению самого Синезия, озабоченного тем, что от святого отшельника давно не стало поступать ни плохих, ни хороших вестей.
— Сходи к нему, справься о здравии, подбодри мученика. Мол, господь бог требует жертв и готов щедро одарить за заслуги перед церковью истинно православной. Да заодно передашь ему, — Синезий протянул дьякону тяжелый кошель. — Он это уже заслужил.
Денек выдался погожий, на небе — ни облачка. Миновав поле, Ложкин, то и дело вытирая пот с лица, вошел в рощу, наполненную щебетом птиц. Здесь, в прохладной тени, он отвлекся от всех мирских забот, шел не спеша. Вскоре открылся широкий луг, чуть подальше показалась мельница. Там, за нею на взгорке, должно быть убежище страстотерпца. Было тихо, и лишь на ровной глади заросшего камышом и осокой пруда лениво переговаривались утки. Ложкин прошел по плотине, поднялся в гору, осмотрелся, затем повернул направо. Вскоре он вышел на одинокую тропку. Еще несколько десятков шагов — и тропа привела в заброшенный карьер, где когда-то миряне брали глину для печей. Стежка неожиданно обрывалась у небольшого холма, в нем зияло круглое отверстие. Ложкин в нерешительности потоптался на месте и хотел было подать голос обитателю, как вдруг позади услышал чьи-то шаги. Встреча с людьми, а тем более здесь у самого убежища, как наказывал Синезий, да Ложкин и сам понимал это, была крайне нежелательна. Он, поджав и без того тощий живот, низко пригнувшись, влез в убежище. Два локтя шириной и такой же высоты, оно еле вмещало сухонькое тело дьякона. Он едва удерживался от кашля: спертый земляной дух щекотал в горле. Хотел было повернуть назад, но неожиданно услышал знакомый голос.
— Филиппушка, здравствуй! Анна я, певчая из Михайловского собора, слышь? Узнал аль нет?
Ложкин затаился, лихорадочно соображая, как ему поступить. Отозваться? В таком разе эта громкоголосая дура может спросить о чем-то таком, на что он сразу и ответить не сумеет. Смолчать? Тогда певчая богомолка заглянет в нору, чтоб убедиться, в ней ли святой, и, конечно, узнает Ложкина. Тогда уж наверняка опростоволосишься. И он принял отчаянное решение.
— Узнал, узнал. Здравствуй, — могильным голосом откликнулся он.
— Что-то ты охрип никак? Аль занедужил опять?
— Нездоровится, — обрадовался Ложкин удачному обороту дела.
— Ну ин ладно, не вылазь ужо. Передай вот владыке, — Анна швырнула в нору вчетверо сложенный клочок бумаги, — Прощай, не велено у тебя задерживаться, прощай, великомученик наш!
Ложкин услышал удаляющиеся шаги Анны, и когда все стихло, поспешно вылез наверх. На свету резало глаза, кружило голову. Филипп, должно быть, ушел в деревню или на мельницу за хлебом. Только успел это подумать Ложкин, как вдруг снова заслышал шаги, на этот раз с другой стороны. Обернулся и увидел сгорбившегося косматого человека. Безразлично глядя на Ложкина угрюмыми глазами, тот еще сильнее согнулся, опершись на посох.
— С чем пожаловал, добрый человек? — равнодушно спросил пришедший.
Ложкин уже не сомневался, кто перед ним, и тут же сказал, от кого и зачем он пожаловал сюда. Прозорливец отнесся к нему с недоверием, словно ждал более убедительных объяснений. Тогда Ложкин пошарил за пазухой, извлек из кошеля горсть серебра и высыпал монеты на грязную ладонь Филиппа.
— От Синезия.
Но и это не убедило Филиппа. И только когда дьякон достал весь кошель, глаза Филиппа оживились.
— Значит, надобен я вдадыке-то, коли он не забывает меня своей милостию.
— Это все тебе! — сказал Ложкин и передал кошель. — Владыка послал меня о здравии твоем справиться.
— Ведомо, ведомо, — Филипп схватил кошель, ловко скользнул в свое убежище.
Ложкину пришлось ждать довольно долго, пока наконец Филипп высунул голову из норы. Он нудно стал выспрашивать дьякона о житье-бытье, о делах церковных. Подобревший от щедрого дара отшельник понемногу разговорился.
— Скоро в Юрках артель кончается, — предсказал он.
— С чего это? — ошеломленный, спросил дьякон.
— Богу угодно. Вот, к примеру, на прошлой неделе в престольный праздник в церкви свечи сами возгорелись перед ликом богородицы. Верующим пояснили: божия мать гневается на теперешние порядки и на большевистские колхозы.
— Прямо-таки сами? Как так?
— Уметь надо, — погордился Филипп. Средство есть такое: помочишь им свечку, а она, глядишь, через час сама загорится. Чем не чудо господнее? Цельная толпа у церкви собралась. Прихожане стали покидать бесовские артели. Вот и доложи об этом владыке, пусть не беспокоится за нас — мы свое дело делаем. Понял ли?
Ложкин поспешил попрощаться с Филиппом. Записка, переданная певчей из Михайловского собора, через карман будто жгла дьякона. Что в ней написано?
ЗАВТРА БУДЕТ ПОЗДНО
Молитесь о здравии и восстановлении кулака. Изгоняйте богоотступников-колхозников из храма божьего, они продали душу дьяволу. Пусть изыдут из храма проклятые, не сквернят святой церкви антихристовым колхозом!
Из контрреволюционной книги «Близь грядущий антихрист»[38]
Над городом с крупным градом прошла гроза. И сразу похолодало. Близился вечер. Ковалев собрался уходить в общежитие. Проходя мимо комнаты дежурного по ОГПУ, услышал:
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
Новый роман Юлиана Семенова «Горение» посвящен началу революционной деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского. Время действия книги — 1900–1905 годы. Автор взял довольно сложный отрезок истории Российской империи и попытался показать его как бы изнутри и в то же время с позиций сегодняшнего дня. Такой объемный взгляд на события давно минувших лет позволил писателю обнажить механизм социального движения того времени, показать духовную сущность борющихся сторон. Большое место в книге отведено документам, которые характеризуют ход революционных событий в России, освещают место в этой борьбе выдающегося революционера Феликса Дзержинского.Вторая книга романа Юлиана Семенова «Горение» является продолжением хроники жизни выдающегося революционера-интернационалиста Ф.
Начало 18 века, царствование Анны Стюарт. В доме Джеймса Брэдфорда, губернатора острова Нью-Провиденс, полным ходом идёт подготовка к торжеству. На шестнадцатилетие мисс Брэдфорд (в действительности – внебрачной дочери Питера Блада) прибыли даже столичные гости. Вот только юная Арабелла куда более похожа на сорванца, чем на отпрыска родной сестры герцога Мальборо. Чтобы устроить её судьбу, губернатор решает отправиться в Лондон. Все планы нарушает внезапная атака испанской флотилии. Остров разорён, сам полковник погиб, а Арабелла попадает в руки капитана одного из кораблей.
Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)
Испания. 16 век. Придворный поэт пользуется благосклонностью короля Испании. Он счастлив и собирается жениться. Но наступает чёрный день, который переворачивает всю его жизнь. Король умирает в результате заговора. Невесту поэта убивают. А самого придворного поэта бросают в тюрьму инквизиции. Но перед арестом ему удаётся спасти беременную королеву от расправы.
В основу пересказа Валерия Воскобойникова легла знаменитая «Песнь о нибелунгах». Герой древнегерманских сказаний Зигфрид, омывшись кровью дракона, отправляется на подвиги: отвоевывает клад нибелунгов, побеждает деву-воительницу Брюнхильду и женится на красавице Кримхильде. Но заколдованный клад приносит гибель великому герою…
Когда еще была идея об экранизации, умные люди сказали, что «Плохую войну» за копейку не снять. Тогда я решил написать сценарий, который можно снять за копейку.«Крепкий орешек» в 1490 году. Декорации — один замок, до 50 человек вместе с эпизодами и массовкой, действие в течение суток и никаких дурацких спецэффектов за большие деньги.22.02.2011. Готово!