Под ризой епископа - [43]

— Где вы намеревались остановиться, у кого? — спросил Ковалев, заметив едва уловимую напряженность Полякова.

— Я служитель культа и, надеюсь, в каждом храме, в каждом приходе меня встретят достойно.

Быстров, не слушая разговора, рассматривал вещи. Полотенце, пара нижнего белья, несколько носовых платков. Вещи как вещи. Он принялся за чемодан, переворачивал его то вверх, то вниз дном, ставил на ребро. Посвистывая, достал из стола отвертку, подковырнул ею дно чемодана. Оно оказалось двойным, и на стол высыпались икона, печать, засургученный пакет и блокнот. Быстров стукнул печатью о штемпельную подушку, затем — по листку бумаги. Это была печать истинно православной церкви, а в пакете оказалось письмо. При помощи известного ключа они с Ковалевым легко прочитали его содержание. Как и предполагалось, оно гласило, что в связи с провалом заговора церковников в Ленинграде все полномочия главы сторонников истинно православной церкви передаются его преосвященству ижевскому епископу Синезию. На обороте была надпись: «Дорогому владыке Синезию на молитвенную помощь от петроградского митрополита Иосифа».

Нетрудно было догадаться, что это был пароль.

— Что вы теперь скажете, святой отец, гражданин Поляков? — спросил Ковалев, укладывая вещи обратно в чемодан.

— Я с вами не буду разговаривать.

Арестованного увели.

— Молодец, Димитрий, — в первый раз скупой на похвалы Быстров назвал Ковалева по имени.

ГНИЛОЙ ЛОГ

Докладываю, что мне удалось проникнуть в контрреволюционное гнездо и присутствовать на конспиративном собрании сторонников ИПЦ. Контра решила: 1. Распускать слухи о скором свержении советской власти (особенно среди крестьян). 2. Не вносить сельхозналога и препятствовать внесению его другими. 3. Срывать государственные заготовки хлеба, леса, льна. 4. С активистами советской власти расправляться смело, и решительно…

Я слушал это решение и понял, что контра нашими же ножами нас же собирается и резать.

Из рапорта чекиста

Порывистые знойные ветры быстро иссушали землю, над дорогой постоянно стояло пыльное марево. В городе было жарко и душно.

Выйдя из здания ОГПУ, Ковалев зашел на конюшню, оседлал Воронка и поскакал в Костряки. В этот раз он знал заранее, что даже полчаса не придется побыть наедине с Фросей. Заехав в село, не свернул в маленькую улочку, где жила Фрося, а сразу направился к Ивану Назарову, надеясь застать его дома. Иван жил с родителями в небольшом, на два окошка доме. В чисто убранной комнате стояли стол со стулом, рядом — этажерка с книгами, журналами, газетами. Иван не удивился, когда вошел Ковалев: такие встречи стали обычными. Ковалев немногословно объяснил цель своего прихода. Сказано — сделано. Решили не терять времени и уже собрались выйти, как вдруг Иван вспомнил про фотографии. Он стал выкладывать их из ящика стола, а Ковалев торопливо просматривал и отбирал для себя те, на которых были они с Фросей. Потом оба направились к конторе. По пути Иван заходил в дома, где жили комсомольцы, коротко говорил: «Экстренное собрание, передай по цепочке». Через час восемнадцать парней-комсомольцев собрались в конторе, где их ждал уполномоченный.

— Руководство ОГПУ, — приступил он немедленно к делу, — поручило нам провести не совсем обычную операцию. Надо обследовать Гнилой лог. Напоминаю: подходы к основному массиву леса ограничены болотом. Вам хорошо известно, что с весны до устойчивых морозов они считаются непроходимыми, поэтому дело это не простое. Прочес леса начнем сегодня же. Пойдем цепочкой, на расстоянии метров десяти друг от друга. Обо всем, что заметите подозрительного, необычного — немедленно докладывать мне. — Он напомнил комсомольцам о записке, перехваченной у Глебова, объяснил, чем вызвана необходимость предстоящей операции. Потом, глядя на Николая Широбокова, скомандовал:

— Рядовой Широбоков, встать — смирно!

Николай вскочил и замер.

— Приказ начальника ОГПУ… — читал он по бумажке. — За проявленную бдительность и мужество в борьбе с врагами советской власти комсомольца Николая Широбокова наградить Почетной грамотой. — Стало совсем тихо, только слышались шаги Ковалева, который направился к Широбокову.

— Поздравляю тебя, Николай!

Широбоков осторожно, чтобы не помять, принял большой лист, вверху которого был портрет Ленина.

— Служу делу революции![37] — выпалил он, и комсомольцы громко зааплодировали.

Затем Ковалев, объявил благодарность от имени начальника ОГПУ всем участникам операции «почтовый ящик» и приказал готовиться к предстоящему походу.

Ребята высыпали на крыльцо.

— Куда это вы спозаранок, товарищ уполномоченный? Целым полком? — насмешливо спросил повстречавшийся Кожевин.

— На прогулку, — ответил Ковалев почти серьезно.

— Лето в разгаре, работы на полях по горло, вы рабочую силу снимаете из бригад. А отвечать за это буду я?

— Вы лично — не будете, бригадир Кожевин, — сухо и официально ответил Ковалев, приведя его в растерянность. Кожевин прошел в контору, стараясь сообразить: что они опять затеяли?

— Становись! — скомандовал Назаров, — Направо — шагом марш!

Строй двинулся, поднимая пыль, по заданному направлению.

Кончился перелесок, впереди — болото на полверсты. Вся группа шла с длинными шестами, во главе цепочки — Николай Широбоков. Большой-любитель поохотиться, он хорошо знал эти места, коварные трясины в непроходимом болоте. Ему известна была тропа, по которой он однажды по пояс в воде перешел его на другую сторону — в лес. Сейчас на этой тропе, даже в самых глубоких местах, вода была всего по колено. Парни спотыкались о кочки, иногда падали и дружно смеялись над очередным неудачником. Сам уполномоченный провалился по пояс, ему подали шест и под шутливые возгласы «раз-два — взяли!» вытащили Димитрия из грязно-зеленой жижи.