Под ризой епископа - [36]

Шрифт
Интервал

— Да нет, что вы! Для другого мне интереса это хочется знать. Живет старуха одна-одинешенька, а чем, спрашивается, живет? Уж не святым ли духом?

— Да ты, Димитрий, за нее не изволь беспокоиться, — перешел на шепот Сидоров, чтоб не услышала хозяйка. — Она в храме служит, не нашему брату чета, счастливая, что калач в меду, на мельницу почитай вовсе не ездит. Ничем, никакими трудами себя не утруждает, к нам ее не приравняешь. У нас, у мужиков-то, хлопот полон рот, а для нее — вот те, пожалуйста, все готовое. Я был однако разок у нее: Кожевин приказал муки отвезти. Опять же приезжал сюда с Митькой Крюковым. Пока, говорит, мы тут переговорим о том, о сем, ты сгоняй к старухе на Митькином коне, отвези в счет колхоза пару мешков пшеничной мучицы. Как-никак у нее сын Романова проживает, колхоз ему помогать должен. Ну, погрузил я муку, отвез, да и всего делов.

— А в санях кнута не было?.

— Да на што он тебе сдался?

— Да так, из любопытства.

— Ну уж и сказал ты, гражданин-товарищ, курам на смех. — Сидоров насторожился. — До всех тонкостей добираешься… А по мне хоть как думай, только муку я не украл. Если она и была ворованная, то украл ее Кожевин, и никто другой. Мне от этого ни жарко, ни холодно, понял? Так что пытай его, а от меня с этим отстань.

— Да я и не пытаю, — стал успокаивать Ковалев. — И Кожевин муку не крал, он же сказал, что это для сына Романова. А о кнуте спросил потому, что сам утерял ременный, верховой, отдавать его надо.

— Этого еще не хватало, — хозяин как будто немного начал трезветь. — Да нешто с чужим кнутом я стану, в тарантасе разъезжать, к тому же он верховой, короткий, что твоя нагайка. А этот с длинным кривым чернем[30], до самой лошадиной морды доставал.

Из кухни выкатилась хозяйка и поставила на стол противень с жареными кусками молодой свинины.

— Вот это ты молодец, Марфа! Ты послушай, — сказал Сидоров, указывая ей на Ковалева, — видно, он по молодости своей вначале стеснялся пить первача-то, а сейчас мы с ним хватанули по полному. А ну-ка быстро сюда тертого хрену. Оно с ососком-то, знаешь как, пальчики оближешь. Ты, уполномоченный, поди-ко, давно такого не едал?

Ковалев в самом деле проглотил слюну от распространившегося по всему дому запаха. Сколько ни вспоминал, так и не вспомнил, ел ли он в своей жизни ососковую жареху. А хозяин, притянув Марфу к себе за конец платка, шептал ей: «Митя-то в сынки нам годится. Работает важным человеком. Неси бутылку, что почище, да побыстрей». Ковалев встал, расправил гимнастерку. Хозяин удивленно уставился, на него.

— Што это с тобой?

— Ехать надо, — решительно ответил Ковалев. — Служба есть служба. Спасибо за теплый прием, Егор Григорьевич.

— Помилуй бог, куда ты от такого стола? Отдохни у меня!

— Рад бы, да надо делами заниматься. Спасибо за беседу, за угощение. Больше не могу оставаться.

— Ты и впрямь ровно на фабрику, к первому гудку торопишься. — Сидоров тоже встал и, тщательно выговаривая, сожалел: — Ну дак што ж, неволить не смею.

В это время Марфа принесла бутылку, покрытую толстым слоем пыли.

— А вот и она, голубушка, — обрадовался хозяин. — А ну, давай на посошок, как на Руси повелось.

Марфа принесла к порогу два стакана, уже наполненные до краев. Ковалев подержал свой в руках, стукнул им о стакан Сидорова. Тот сразу же осушил его, а Ковалев передал свой стакан хозяйке, еще раз поблагодарил за угощение и протянул руку для прощания. Стенные часы с кукушкой отсчитали двенадцать ударов. Ковалев открыл дверь и шагнул через порог. Во дворе бегал не привязанный пес.

— Марфа, а Марфа! — закричал Сидоров. — Кыш во двор! Сколько раз тебе говорить, что это свой человек. Ну, быстро, привяжи кобеля… Да я тебя провожу, сынок, — расчувствовался он, глаза его неподдельно повлажнели. — Как приятно с таким-то поговорить. А другие как с цепи сорвутся: «А ну, показывай, где краденый хлеб схоронил!» На горло берут.

— До свиданья! — Ковалев спустился с крыльца.

— Прощай, сынок, прощай. Заезжай хушь днем, хушь ночью, ничего для тебя не пожалею. Жаль вот, что не успели спеть мою любимую-то до конца. Ну, не беда, в другой раз.

Ворота закрылись, звякнула тяжелая щеколда. Ковалев отвязал застоявшегося Воронка. А по ту сторону ворот Сидоров распевал:

Таганка, все ночи, полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я твой бессменный арестант,
В твоих стенах пропали юность и талант.

ЕПИСКОП ОБЕСПОКОЕН

Рабы божии должны почитать господ своих, достойных всякой чести, дабы не было хулы на имя божие и учение.

Из проповеди Синезия

Расследование по делу об исчезновении Федора Романова затянулось. Ковалев и другие изредка помогавшие ему сотрудники ОГПУ, казалось, использовали все возможности, проверили десятки версий, но результаты оказались неутешительными. А что, если обследовать Гнилой лог, все его болота и темные углы? Ведь не спроста же писалось в той записке о жарком лете, кого-то это тревожит; в засушливое лето непроходимые болота могут стать проходимыми. И потом, что означают эти буквы Г. Л.? Всего вероятнее Гнилой лог. Эта мысль, зародившись однажды, неотступно преследовала Ковалева. Но пока на очереди была важная встреча с дьяконом Ложкиным.


Еще от автора Виктор Фёдорович Татаринов
Без права на ошибку

В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Горение. Книги 1,2

Новый роман Юлиана Семенова «Горение» посвящен началу революционной деятельности Феликса Эдмундовича Дзержинского. Время действия книги — 1900–1905 годы. Автор взял довольно сложный отрезок истории Российской империи и попытался показать его как бы изнутри и в то же время с позиций сегодняшнего дня. Такой объемный взгляд на события давно минувших лет позволил писателю обнажить механизм социального движения того времени, показать духовную сущность борющихся сторон. Большое место в книге отведено документам, которые характеризуют ход революционных событий в России, освещают место в этой борьбе выдающегося революционера Феликса Дзержинского.Вторая книга романа Юлиана Семенова «Горение» является продолжением хроники жизни выдающегося революционера-интернационалиста Ф.


Дочь капитана Блада

Начало 18 века, царствование Анны Стюарт. В доме Джеймса Брэдфорда, губернатора острова Нью-Провиденс, полным ходом идёт подготовка к торжеству. На шестнадцатилетие мисс Брэдфорд (в действительности – внебрачной дочери Питера Блада) прибыли даже столичные гости. Вот только юная Арабелла куда более похожа на сорванца, чем на отпрыска родной сестры герцога Мальборо. Чтобы устроить её судьбу, губернатор решает отправиться в Лондон. Все планы нарушает внезапная атака испанской флотилии. Остров разорён, сам полковник погиб, а Арабелла попадает в руки капитана одного из кораблей.


Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)


Родриго Д’Альборе

Испания. 16 век. Придворный поэт пользуется благосклонностью короля Испании. Он счастлив и собирается жениться. Но наступает чёрный день, который переворачивает всю его жизнь. Король умирает в результате заговора. Невесту поэта убивают. А самого придворного поэта бросают в тюрьму инквизиции. Но перед арестом ему удаётся спасти беременную королеву от расправы.


Кольцо нибелунгов

В основу пересказа Валерия Воскобойникова легла знаменитая «Песнь о нибелунгах». Герой древнегерманских сказаний Зигфрид, омывшись кровью дракона, отправляется на подвиги: отвоевывает клад нибелунгов, побеждает деву-воительницу Брюнхильду и женится на красавице Кримхильде. Но заколдованный клад приносит гибель великому герою…


Замок Ротвальд

Когда еще была идея об экранизации, умные люди сказали, что «Плохую войну» за копейку не снять. Тогда я решил написать сценарий, который можно снять за копейку.«Крепкий орешек» в 1490 году. Декорации — один замок, до 50 человек вместе с эпизодами и массовкой, действие в течение суток и никаких дурацких спецэффектов за большие деньги.22.02.2011. Готово!