Под ризой епископа - [24]

«Именем Российской Советской… — раздельно произносил он каждое слово. — …Рассмотрев дело по обвинению гражданки Шубиной Ефросиньи Никифоровны в краже зерна… суд нашел… дело за недоказанностью прекратить… Шубину оправдать…»

Ковалев не захотел ни с кем встречаться. Ему хотелось видеть одну Фросю. Одну, а не в окружении ребят-комсомольцев и сердобольных баб-соседок. Если бы он сгоряча не уехал тогда — ничего с ней не произошло бы. Это он виноват во всем. Он вскочил на Воронка и поскакал за околицу, чтобы переждать, пока народ мало-помалу разойдется по домам.

На крыльце конторы у Фроси закружилась голова. Бабка Пелагея, не отходившая от нее ни на шаг, помогла ей спуститься с лесенки.

— Пойдем к нам, Фросенька, одной сейчас, тебе нельзя оставаться. С людьми-то полегче будет, поскорее оклемаешься от напасти окаянной. У меня с утра банька истоплена, ораву свою отмывала, поди, теплая ишо, немного дровишек подбросить, и в самый раз будет. Пойдем, касатка, передохнешь малость. — Уже на подходе к дому Пелагея спохватилась: —Тебе-ко чистую сменку надобно, а у меня, чай, и нет ничего подходяшшева.

— Не беспокойся, Пелагея Федоровна. Алена за бельем-то сбегает, отдам ей ключ от избы и скажу, где что взять.

— И то верно. Вот и побудешь у нас, сколь захочется.

Ковалев провел Воронка во двор и увидел на двери передней избы замок, в условленном месте ключа не оказалось. Да и зачем ему он? Искать Фросю по селу и расспрашивать о ней неудобно. И ждать было невмочь. Оставалось одно, единственно подходящее, для него — ехать в дом к Ивану Назарову. Так он и сделал. У Ивана застал и Николая Широбокова. От них уполномоченный узнал все подробности происшедшего. Обговорив неотложные дела, которые предстояли комячейке в первую очередь, Ковалеев только к вечеру пришел на квартиру. У ворот ему встретилась бабка Пелагея, уходившая от Фроси.

— Заждалась она тебя, — с укором сказала Пелагея.

Ковалев поставил Воронка под навес, бросил ему охапку сена и вошел в избу. Фрося лежала на кровати, возле стояла табуретка, на которой, должно быть, только что сидела Пелагея. Димитрий не отрываясь смотрел на исхудавшее, дорогое ему лицо.

— А ты не смотри на меня, Митя, проходи.

Димитрий сел на табуретку. В сгустившихся сумерках он все-таки разглядел небольшую темную ссадину на белой шее. Боль и жалость перемешались с каким-то еще третьим чувством, переполнившим душу Димитрия. Они оба молчали. Наконец Фрося дотронулась до его руки и с отчаянием спросила:

— Ты веришь мне?

Ковалев уже не мог сдержать себя, тихо-тихо прикоснулся губами к ссадинке на шее Фроси. Ее руки взметнулись, и она, прижав к себе его горячую голову, сквозь нахлынувшие слезы шептала:

— Милый, милый, ты больше не уходи от меня.

ДЕД АРХИП УДИВЛЯЕТ

Исключительное положение текущего момента заставляет нас быть начеку. События последнего времени еще раз подтверждают, что есть темные силы, коим колхозное строительство кажется страшнейшим злом. Весьма тревожным является то обстоятельство, что на службу в советские учреждения проникают чуждые элементы.

Из служебной записки

— Что же ты сегодня не в жилетке? — спросил Ковалева начальник.

— В какой жилетке? — не понял тот вопроса.

— В той, в которую плакать собираешься.

Ковалев чуть покраснел: ни плакать, ни радоваться пока еще нечему.

— Каждый день добываю что-то новое, а конца-краю не вижу. С утра до вечера одни расспросы да хождения по деревням.

— Э, братец, — Быстров хитровато прищурился. — По глазам вижу, чего-то ты не договариваешь.

— Есть немножко, товарищ начальник, — согласился Ковалев, обрадованный тем, что наконец-то получил возможность высказать мысли, не дававшие ему покою много дней.

— Как бы это вам сразу объяснить и ввести в суть момента. Дело тут одно получилось… неважнецкое.

— Говори прямо, без обиняков, должен знать — не люблю, когда водичку льют.

— Тогда так: в Костряках я квартирую у Шубиной Ефросиньи. Ее недавно судили, хотя и не осудили.

— За что?

— Оговорили в краже мешка с зерном из колхозного амбара.

— То есть что значит: оговорили? Кто, зачем? Суд — я сужу по твоему «не осудили» — разобрался, чем же ты не доволен? И при чем тут я? Обжалуй в высшие судебные инстанции, законы знаешь. Или считаешь, без оснований оправдали?

— Да нет, меня заинтересовало другое: почему и для чего оклеветали.

— Считаешь, что это может иметь отношение и к твоему делу?

— Вполне возможно, жену председателя тоже больно оговорили.

— И чего же ты хочешь?

— Я хотел бы посмотреть следственное дело, по которому ее пытались обвинить. Вы понимаете, товарищ начальник, она такая, что никогда и ничего украсть не может, она очень прямодушная. Я очень хорошо ее знаю, верю ей.

Начальник снова прищурился:

— Ну, добро. С этого бы и начинал.

— Понимаете, над ней вначале устроили самосуд, избили. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вмешались комсомольцы и председатель сельсовета Саблин. Так вот, возможно, мне удастся установить, кто заварил эту кашу.

— Резонно. Считай, что убедил. Хотя не упускай из виду, что бывают и случайные совпадения. И помни: времени у тебя мало. Вот полюбуйся, коли уж сам заявился, — Быстров пододвинул бумагу. — В твой огород камушки.