Под покровом тьмы - [47]

– Я не влюблен в Марту Голдстейн, – раздраженно отрезал Гас.

– Может, и нет. Но где-то по дороге ты разлюбил Бет.

– Я всегда любил Бет. И по-прежнему люблю. Если она сомневалась в этом, ей следовало бы просто поговорить со мной.

– Если ты не слышал, как ее выворачивает наизнанку, то, видимо, она считала, что ты вообще уже ничего не услышишь.

Гас невидящим взглядом смотрел на Карлу. На самом деле он смотрел внутрь себя, и увиденное ему не нравилось.

– Сдаюсь. Пойду прилягу до обеда.

– Я приготовила только суп и желе. Они в холодильнике. У Морган все еще побаливают зубы. Во время болезни она предпочитает куриный суп и желе. Вишневое.

Всех этих мелочей о дочери Гас тоже не знал. Мысль, что он узнает их от Карлы, не улучшала настроения.

– Наверное, я просто закажу пиццу или что-нибудь такое. Ты поела?

– Нет, но мне надо зайти домой. Как, по-твоему, справишься вечером сам?

– По-моему, да.

Сестра схватила пальто и вышла в коридор. Гас пошел следом, открыл парадную дверь, потом включил лампу на крыльце. Холодный ветер шевелил вечнозеленые растения в большом дворе. Карла молча спустилась по лестнице.

– Спасибо, что присматриваешь за Морган, – сказал Гас, стоя в дверях.

Сестра остановилась и оглянулась.

– Для чего же еще нужна тетка? – Карла спустилась еще на одну ступеньку и обернулась, словно ей надо было что-то сказать. – Гас?

– Да-да?

Она помедлила, подбирая слова.

– Позволь сказать тебе вот что. Возможно, ты никогда не переставал любить Бет. Может быть, на свой лад ты даже по-прежнему любишь ее. – Глаза Карлы увлажнились, голос задрожал. – Но последние шесть месяцев ты жил рядом с совершенно незнакомым тебе человеком.

Гас молча смотрел, как она повернулась и пошла к машине. Дверь медленно закрылась, оставив его наедине со своими мыслями в темном и пустом коридоре.

25

Портрет пришел по факсу. Шесть машинописных страниц с двойным интервалом. Энди прочитала его несколько раз. Она должна была распространить материал, а не критиковать. Но Энди ничего не могла с собой поделать. Ей надо было хотя бы сравнить сделанное Сантос с собственными наработками.

По нескольким важным моментам они с Викторией совпали. Мужчина около тридцати. Белый, как и его жертвы. Интеллект выше среднего. Не был знаком со своими жертвами. Вероятно, недавно пережил какой-то жизненный удар, вроде потери работы, развода или разрыва с подружкой.

Но суть портрета отличалась от того, что нарисовала в воображении Энди. Днем ведет нормальную, даже респектабельную жизнь. По ночам бродит, возможно, страдает бессонницей. Никаких уголовных замашек, хотя в досье числятся подглядывание или вторжение. Воображает себя умнее полиции. Не прошел официального полицейского обучения, однако, вероятно, сам, по книгам и журналам, изучал полицейские методы и даже технику составления портретов. Выписывает детективные журналы, бывает в барах или ресторанах, где собираются представители сил правопорядка, возможно, старается подружиться или завязывает разговоры с копами, чтобы сойти за своего. Признан негодным к службе в полиции; может быть, телохранитель, конфликтовавший с полицейскими.

Энди почувствовала разочарование. Конечно, она не ожидала имени и адреса. Портреты по своей природе обязаны быть обобщенными. Но этот показался Энди уж чересчур общим. В нем никак не проявился гений Виктории Сантос.

Впрочем, что я знаю?

Энди проследила, чтобы портрет доставили во все местные отделения полиции до половины седьмого. Потом, как обычно по пятницам, настал черед йоги. Энди редко пропускала занятия, особенно когда нагрузка на работе повышалась. Ничто столь полно не очищает мозг от работы, как поза собаки, даже если она далеко не так экстравагантна, как может показаться.

Энди припарковалась на мощеной площадке, оставалось только перейти улицу и пройти половину квартала до студии. Под плащом на ней было обтягивающее трико для аэробики. На плече – спортивная сумка. В сумке – обычный набор для йоги: тонкий каучуковый коврик, ремень и две деревянные колодки. Инструктор запретил приносить в класс сотовые телефоны и пейджеры. К счастью, он никогда ничего не говорил об огнестрельном оружии, которое обязан носить агент ФБР. Поэтому пистолет тоже лежал в сумке.

Студия йоги делила помещение с балетной труппой в районе с низкой арендной платой. Офисному зданию через улицу было лет восемьдесят, а выглядело оно еще старше. Кирпичный склад по соседству был заброшен и предназначен на снос. Немногие близлежащие рестораны предназначались для обеденных перерывов и к концу дня уже закрывались. Ничего опасного, хотя место и не для трусов. Большинство занимающихся приходили группами. Энди, как обычно, опоздав, шла одна.

Она закрыла машину и быстро зашагала по тротуару. Кроссовки поскрипывали на мокром цементе. Проехала одинокая машина, обрызгав тротуар зловонной жижей. Энди отскочила в сторону и двинулась дальше – напрямик к студии, мимо темного переулка рядом со складом, единственным местом, которое ее по-настоящему беспокоило. Она взяла за правило никогда не переходить улицу, пока не минует его. Дорога не заняла и минуты. Не заметив никаких дегенератов в тени, Энди соскочила с тротуара и перешла улицу. Проехал грузовик. Шелест шин по мокрой мостовой за спиной стих. И сменился звуком шагов.