Под одной крышей - [139]

Она с громким щелчком захлопнула крышки кассет, снова задвинула сумку под кровать. «Но как же я потащу и сумку, и этот огромный рюкзак? Кассеты, пожалуй, лучше переложить в рюкзак, так надежнее…»

Малика снова принялась перебирать и перекладывать вещи, подолгу соображая, что брать, а что нет. Наконец все лишнее валялось на полу, а нужное было уложено в туго затянутый рюкзак. И она опять в бездеятельности села на кровать. Без двадцати двенадцать. Скоро полночь.

Люди отвыкли от бессонных ночей. Улица Надор и до войны не принадлежала к числу оживленных, а теперь и подавно: за полчаса один раз, не больше, долетит до второго этажа звук шагов, и, когда он приближается, Малика вскакивает, выглядывает в окно: «А вдруг это Эгон?» Один раз у дома затормозила машина, и Малика молниеносно составила план бегства: она поднимется на третий этаж и, когда Эгон войдет в квартиру, пулей полетит вниз и будет бежать во всю прыть, но куда бежать? Ну хотя бы… впрочем, зачем раньше времени ломать голову? Пока все идет как по маслу. До рассвета она может пробыть на Восточном вокзале, хотя ночью поезда не ходят и вокзал закрыт…

Машина проехала. Ей показалось, что прошло уже по меньшей мере полчаса, а на самом деле всего пять минут — было без четверти двенадцать. До чего же страшно одной! Она никогда не переносила одиночества, а сейчас оно особенно угнетало ее. Супруги Палфи уже давно спали, к тому же она навсегда порвала с ними.

И тут Малика вспомнила о Дюрке и тотчас решила идти к Пинтерам. Поднимаясь на ощупь по лестнице, она еще не знала, что скажет ему, но мысли с лихорадочной быстротой рождались в ее мозгу, и, несомненно, в нужный момент появится наиболее приемлемая идея. Пинтер-младший занимает холл, старики, наверно, давно спят, хотя не все ли равно, пусть думают что угодно. Малика бесшумно подкралась к зарешеченному окну холла, резко щелкнула по стеклу.

— Кто там? — тотчас отозвался Дюрка.

— Я, Мали. — В окне обрисовались расплывчатые очертания высокой фигуры. Малика зашептала: — Я в ужасном состоянии, страх какой-то на меня нашел… совсем пропадаю…

— Подождите минутку.

Малика отошла на лестничную площадку. Не прошло и минуты, как перед ней уже стоял молодой Пинтер. Они стали спускаться.

— Осторожно, — сказал парень, поддержав ее за локоть.

Это прикосновение было таким приятным, она уже не чувствовала себя одинокой в этой грозной, таящей столько опасностей и, казалось, бесконечной ночи. Они стояли в разоренной, неуютной комнате. Дюрка так спешил, что надел пальто прямо на пижаму. Волосы у него волнистые и лицо приятное, вообще парень что надо.

— Чего вы испугались? — спросил он и осмотрелся.

— Такое нашло, вся дрожу, — промяукала Малика и уселась в кресле, подобрав под себя ноги. — Ой, да сядьте же вы наконец, иначе мне не видно вас. Видимо, нервы расшатались, да и эти Палфи постоянно раздражают…

Парень, сунув руки в карманы, продолжал стоять у стола.

— Уж молчали бы об этом. — Он махнул рукой. — Сами хороши.

— И вы против меня? Прямо не знаю, чем я так насолила всем? Можно подумать, что я бог знает какая ведьма, а между тем я очень покладистая…

— Ну так в чем дело?

Малика заморгала глазами, круглыми и наивными, как у ребенка, и голосом жалобным, умоляющим о снисхождении, залепетала:

— Я так испугалась. Кто-то ходил в прихожей, я отчетливо слышала шаги.

— А разве вы не заперли свою дверь?

— Заперла, но все равно страшно.

— Страшно, а тем не менее вышли в прихожую, поднялись по лестнице… Вы все сочиняете! — Дюрка засмеялся, хоть и хрипловато, но довольно громко. — Просто вам тоскливо, а на такой случай и я сгожусь.

— Правда, тоскливо, но, ей-богу, я перепугалась. Как услышу шаги на улице, вздрагиваю и сердце бьется часто-часто.

— Совесть у вас нечиста, — констатировал Дюрка и снова осмотрелся. — Куда-то собрались и рассчитываете на мою помощь…

— В Чобад, — солгала Малика. — Уезжаю утренним поездом.

— Ну а я-то при чем тут? Спокойной ночи.

Малика встала, подошла к парню и умоляюще сказала:

— Не будьте таким противным… Я ворочаюсь с боку на бок, никак уснуть не могу…

— Вы даже не раздевались.

— Зачем же, если сна ни в одном глазу?.. Вы не даете мне слова сказать. — Она прижалась к парню, голова ее доставала ему до плеча. Дюрка не двигался.

— Неужели это такая жертва, посидеть часок со мной? Побеседуем о том о сем, не так ли?

Парень немного смягчился, вынул руки из карманов, провел ладонью по ее волосам.

— Боюсь проспать на поезд. Я так измучилась… В самом деле боюсь! Конечно, вы не верите мне, потому что мы тут иногда заводим граммофон, думаете, ни к кому я не могу питать добрых чувств, мечтать, надеяться…

— Кто думает?

— Вы. Что, я не вижу? Даже не хотите присесть со мной рядом. Между тем вы всегда мне нравились, не ждете же вы, что я первой признаюсь вам в любви…

Дюрка отпрянул от неожиданности. «С ума она, что ли, сошла? На улице проходит мимо, не здоровается, а тут, среди ночи… Она, видите ли, боится! Так я тебе и поверил! Думаешь, стоит пальчиком поманить, и я побегу за тобой?..»

— Ну, хватит, заприте дверь и ложитесь. Приятных снов.

Малика осталась одна со своими далеко не отрадными мыслями. Облокотилась на подоконник, смотрела на мерцающие огни на улице Надор, то и дело закрывая глаза. А время не стояло на месте, проходили минуты, часы… На противоположной стороне стало светлеть над домами. Она надела на себя рюкзак, сняла со стены ключ от ворот. Осмотрелась: не забыла ли чего? Кажется, все взяла.