Под одной крышей - [12]

— Ну, ступайте, — сказала она и направилась к выходу.

У Мари потеплело на сердце. Вот ведь, даже Йолан прониклась уважением к ее Луйзе. До сих пор она никакого внимания не обращала на сплетни, ни перед кем не считала нужным оправдываться, и только Луйзе все объяснила. Какая все же она милая и сердечная, эта толстушка Йолан! В глазах Мари, когда она подняла их на Луйзу, блеснули слезы от переполнивших ее нежных чувств.

Луйза подхватила в одну руку узел с постельным бельем, в другую — фибровый чемодан, и они двинулись в путь. Мари с корзинкой шла следом за сестрой. У ворот стояли бородатый мужчина в разрезанном пальто и блондинка в брюках. Луйза даже не взглянула на них, прошла мимо, но мужчина остановил Мари.

— Неужто в Пешт, Маришка?

— Да, в Пешт… сестра пришла за мной…

— На лодке?

— На лодке… или по мосту…

— Только их там и не хватает, — бросила женщина в брюках.

Мари услышала реплику, лицо у нее вспыхнуло, ей хотелось ответить как-нибудь колюче, едко, но тут ее позвала Луйза, и она поспешила за ней. Они шли вниз по улице, и всем существом Мари овладело волнение, словно впереди ее ждало что-то неведомо-прекрасное.

3

Создавалось такое впечатление, будто по проспекту Кристины непрерывным потоком движется разбитая, оборванная и одичавшая армия — бездомные жители Буды. Немцы, чтобы выиграть несколько дней, взорвали дунайские мосты, в результате чего обе части города стали почти недосягаемыми друг для друга. С момента освобождения Буды советские саперы работали день и ночь, восстанавливая меньше всего пострадавший мост Франца-Иосифа, и в конце февраля в Буде распространился слух, что в некоторые дни на один час открывают движение по мосту для гражданского населения. С тех пор непрерывно в сторону поднимающегося из руин Пешта течет людской поток.

По мостовой в три-четыре ряда движутся подводы и тележки, согнувшиеся под тяжестью рюкзаков и узлов мужчины и женщины, тачки, детские коляски. Подводы ползут еле-еле, где-то образовалась пробка, передние время от времени останавливаются, их подгоняют криками, начинается толкотня, ругань; шествие топчется минут двадцать на месте. Кому-то удается пробиться вперед, выяснить причину затора. Вернувшись, он сообщает: огромная воронка против особняка Бетлена… рухнул дом, завалило мостовую… На площади Святого Яноша, возле шестиэтажного дома, все замедляют шаг, запрокидывают головы. Под самой крышей врезался в стену немецкий истребитель, остатки самолета напоминают большую птицу, широко распластавшую крылья, стремящуюся вырваться из силков. Возле дома стоит грузовик, его пассажиры — болгарские солдаты — тоже глазеют на врезавшийся в стену самолет.

Колонна достигла моста Эржебет.

— Что за варварство! — сказал кто-то позади Мари, глядя на обломки моста.

В ответ послышался бесстрастный женский голос:

— Видимо, в этом была необходимость.

Мари еще не видела искореженного моста; она остановилась и бросила взгляд на стоявших рядом с ней двух советских солдат, тоже глядевших на мост. Один из них, молодой светловолосый крепыш, сказал:

— Что натворила война, а? Узнают теперь, как воевать! — Голос у солдата был суровый, взгляд серьезный, чуть осуждающий.

Мари вздрогнула и поспешила за сестрой.

У подножия горы Геллерт нескончаемой вереницей движется беспорядочная толпа. Передние подводы и люди опять останавливаются, задние напирают на них, крики, тревожные вопросы. Каких только версий и домыслов не услышишь здесь: никого не пускают, мост закрыт, венгерские и советские солдаты перекрыли дорогу, полицейские выставили кордон, всех поворачивают обратно… Многие в ожидании располагаются на каменном парапете набережной. Так повторяется несколько раз в течение дня. И вдруг объявляют: движение по мосту будет открыто на один час. У кого хватит терпения ждать, ночевать на подступах к мосту, тот когда-нибудь переберется на другой берег.

— Говорят, с удостоверением можно пройти свободно.

— С каким удостоверением?

— А с таким, что выдают в советской комендатуре.

— Кому, как получить его?

Сплошные вопросы, расспросы… тут и робкие, растерявшиеся люди, и те, кто все знает наперед, и трусы, и горлопаны, и шутники. Вот один громко возвещает:

— Членов нилашистской партии на мост не пускают!

Луйза кивнула сестре: мол, пошли дальше. Они выбрались на тротуар, здесь толпа быстрее двигалась в сторону моста Франца-Иосифа. Площадь перед мостом кишмя кишела людьми, стоял невообразимый гомон, то и дело раздавались недоуменные, иногда визгливые возгласы. Метрах в двадцати от въезда на мост плотными рядами стояли полицейские в гражданском и форменных шапках, с винтовками за плечами. Два полицейских офицера энергично отталкивали напиравших, которые протягивали всевозможные документы, настойчиво или просительным тоном что-то объясняли. Один из офицеров кричал во все горло:

— Сегодня никого не пропустим! Прошу разойтись!

Никто не двинулся с места. Подводы и тачки заполнили мостовую, словно вся округа отправилась на большую ярмарку распродажи подержанных вещей. Кое-кто спустился на берег Дуная и, вглядываясь вдаль, ждал, не появится ли хоть какая-нибудь лодка. Люди давали друг другу советы, куда лучше податься — в сторону Обуды или Ладьманьоша, перетаскивали свои узлы с одного места на другое, некоторые решили идти дальше, теперь уже по берегу. Небо еще было голубое, но тень от склона горы медленно наползала на мостовую. Дунай словно вздулся и, пенясь, катил свои темные воды, зажатые в каменное русло. Вдали, в конце набережной, были уложены один на другой разбухшие трупы лошадей, и на реке покачивались на волнах какие-то коричневые бесформенные тела. Проплывая под мостом, они наталкивались на его опоры, громоздились друг на друга; проходившие мимо не обращали внимания на несчастные жертвы — подобное зрелище уже стало привычным. На противоположной стороне площади превращенные в руины дома, некогда с таким старанием запираемые на замки квартиры осуждающе выставили напоказ свои раны: обрушившийся потолок; висевшую, как казалось издали, на тоненьком волоске люстру; готовый низвергнуться шкаф с распахнутыми дверцами; единственную картину на голой стене; застрявший в расщелине дома открытый рояль. Гостиница «Геллерт» зияла выбитыми окнами и пробитыми стенами.