Под одной крышей - [117]

— Ну-ну, чего уставился? — выдавил мужчина в кожаном фартуке, лицо его то бледнело, то становилось багровым. — Много берешь на себя. Еще молоко на губах не обсохло, а поучать нас вздумал. — И он отошел к стоявшей посередине двора грузовой машине.

Винце расправил плечи, стал рядом с Иштваном Фараго и, смущенно улыбаясь, сказал:

— Он считает меня желторотым юнцом. Ну что ж, это даже лестно.

— Вот именно! Можно только позавидовать.

Оба дружно засмеялись, Иштван Фараго взял Винце под руку, и они пошли к фабричному корпусу.

— Когда будешь уходить, крикни мне, вместе пойдем, — сказал Фараго, — а то я и поговорить с тобой толком не успел.

— Ладно, зайду.

Старик остановился у войлочной занавески и, не выпуская руки Винце, сказал:

— Рад твоему возвращению. Как раз тебя-то и не хватало нам, понимаешь?

— Постараюсь не подкачать, — заверил Винце, испытывая в эту минуту приятное чувство, такое же, как в далеком детстве, когда отец, бывало, гладил его по голове.

Винце Палфи первый день работы на фабрике казался настолько насыщенным событиями, что поделиться своими впечатлениями с женой он считал просто необходимым; то же самое спешила сделать и Мари, так как на шелкоткацкой фабрике «Хунния»… Впрочем, расскажем все по порядку.

Ровно в десять часов женщины уселись на свои привычные места, на валявшиеся у стены мешки, достали кастрюльки, бутылки с кофе. Герец, икая, уплетала холодную савойскую капусту. Мари взяла у нее кастрюльку и побежала к воротам, чтобы подогреть у уборщицы, тетушки Сабо. Когда Мари шла с кастрюлькой обратно, ее окликнул какой-то чумазый мальчуган, просунувший голову между железными прутьями ограды:

— Тетя! Вы знаете женщину по фамилии Такач?

— Конечно, знаю.

— Это моя мама. Скажите ей, что папа прислал меня сюда.

Мари осмотрелась: вахтер Дюри с кем-то разговаривал по телефону в своей будке. Воспользовавшись этим, Мари быстро открыла ворота, взяла мальчика за руку и осторожно, чтобы не расплескать содержимое кастрюльки, пересекла с ним двор. Такач, тихая, кроткая женщина — Мари по-настоящему даже не слышала ее голоса, — считалась одной из лучших ткачих на фабрике. Привалившись к станку, она подкреплялась хлебом с жиром. Увидев сына, женщина бросилась к нему.

— Ты как попал сюда? Как тебя пропустили?

Мальчик показал на Мари:

— Тетя провела.

Эдит Кунц вдруг подхватила мальчика на руки, пробежала с ним по цеху, вызывая общий смех женщин. Именно в этот момент откуда ни возьмись появился холеный главный инженер Халтенберг в сопровождении наладчика в белом халате.

— Что здесь за балаган? Чей ребенок?

Такач какую-то секунду колебалась: признаваться ей или нет, но потом все же сказала:

— Извините, мой.

Мари уже стояла рядом с ней.

— Я привела мальчика, он стоял за воротами, и мне казалось…

— Пусть вам ничего не кажется. И знайте раз и навсегда: здесь не детский сад. Кому не с кем оставлять ребенка, пусть сидит дома.

Он повернулся на каблуках, но резкий голос Мари остановил его.

— Я же сказала вам, что это я привела его!

Главный инженер метнул на Мари холодный взгляд.

Такач торопливо накинула на плечи вязаный платок, взяла сына за руку и засеменила к воротам, кутая и мальчика в платок. Мари перевела полный решимости взгляд на главного инженера.

— Фабрика должна иметь свой детский сад, — сказала она, — чтобы те, у кого есть дети, могли приводить их туда… так делают в Советском Союзе, мой муж вернулся оттуда и рассказывал мне… — Она немного растерялась, произнеся столь длинную тираду, моргая, посмотрела на стоявших в стороне и с интересом наблюдавших за происходящим женщин, и вдруг ей показалось, что она прочла на их лицах одобрение и доброжелательность. Ею неожиданно овладела беспредельная радость, и четким, чистым голосом она добавила: — Это новшество нужно ввести, и чем раньше, тем лучше.

Главный инженер Халтенберг, не проронив ни звука, вышел из цеха, за ним, как тень, проследовал наладчик. У дверей он сделал шаг в сторону, чтобы дать дорогу женщине — это возвращалась Такач.

Первой заговорила кривоногая Чука:

— Какая вы неосторожная! Если Такач вызовут за трудовой книжкой, вы будете виноваты!

Эдит Кунц толкнула ее локтем и передразнила:

— Кар-кар-кар… раскаркалась, старая ворона! Вызовут за книжкой! За что? За то, что два слова сказала своему ребенку? Пусть Халтенберг не хозяйничает тут! Для этого есть фабком, а он вряд ли поддержит Халтенберга.

— А здорово она взяла в оборот Халтенберга! — восхищалась беременная Герец, и ее измученное, бледное лицо озарила едва уловимая, довольная улыбка. Затем, как бы в утешение Мари, произнесла: — Впрочем, никто не виноват, что нелегкая принесла его именно в тот момент.

Мало-помалу все возвращались к своим рабочим местам. Мари курсировала со своей тележкой между станками, ни с кем не разговаривала, от сильного гула у нее шумело в ушах, а от пережитых волнений бешено колотилось сердце. Правильно она сделала, что не уступила холеному главному инженеру? Если так пойдет дальше, она станет скоро такой же, как Луйза, — не сможет оставаться равнодушной, если кого-нибудь будут обижать… К тому же не исключено, что фабком станет на сторону главного инженера Халтенберга и ей укажут на ворота…