Под небом пустыни - [8]
Важным средством перевозки людей и грузов в Кашане и окрестностях служат помимо быков, верблюдов, ослов… «виллисы». Возле базара на городской площади к вашим услугам множество «виллисов» разнообразных возрастов: новых, подержанных и давно устаревших. «Виллис» от силы может вместить пять человек. Но кашанские шоферы очень радушны к своим землякам. Они набивают навалом в беззубый зев «виллиса» до тринадцати человек крепкого телосложения, в основном крестьян, и трогаются в дальний путь. Жалко, что ни одна машина не прибыла из окрестностей, пока мы находились на городской площади. Вот бы поглядеть на пассажиров, какой у них будет вид после такой поездки. Не сразу, наверное, они придут в себя и поймут, где у них руки, а где ноги.
Мы вернулись в нашу гостиницу. Хмель от виски постепенно выветрился, а страх перед скорпионами возобновился. Решено было изо всех сил бодрствовать и отрабатывать дальнейший маршрут путешествия. Но усталость, к счастью, взяла свое: глаза начали слипаться и вскоре мы погрузились в сон. Это была первая ночь, проведенная под чужой крышей, вдали от Тегерана и родного дома.
Кашан, как и другие селения в пустыне, пробуждается рано. Солнце пустыни жестокое и упорное, поэтому нужно вставать чуть свет и успеть к полудню переделать все дела. Когда солнце взбирается на середину неба, крепкий кашанский крестьянин уже почти совсем выбивается из сил.
На полпути из Кашана к парку Фин мы повстречали у святилища Баба Лулу кашанских крестьян, которые поливали зеленевшие неподалеку побеги пшеницы и ячменя. Они устроили передышку и поболтали с нами.
Святилище Баба Лулу имеет большой просторный двор, обнесенный портиками. Позади двора тянется поле. Основание купола святилища выложено кирпичом, а далее конический купол декорирован мозаикой. Конус купола состоит из двадцати граней — апсид, а на самой маковке его красуется жестяная пятерня[33]. Громада купола не гармонирует с небольшой, покрытой деревянной решеткой гробницей Баба Лулу.
Мы спросили у мотавалли (попечителя святилища) Ага Мехди, кто здесь похоронен. «Баба Лулу», — ответил он. Само святилище пустовало; Ага Мехди еще сообщил нам, что кашанцы посещают его всего один раз в год, в «день убиения Омара»[34].
По этим отрывочным данным мы догадались, что Баба Лулу и есть знаменитый иранский «террорист» эпохи утверждения ислама, который отправил на тот свет второго халифа Омара. Нам, впрочем, было не под силу довести исследование до конца. Мы вошли внутрь гробницы, чтобы прочесть фатиху, и увидели висящий на решетке могилы какой-то документ. После чтения его у нас не осталось и следа сомнения в том, что «хозяин скромного дома» именно тот Абу Лулу, который единожды в год да сзывает кашанцев на свою могилу, чтобы они почтили память бунтаря, восставшего против зла и насилия.
…Простившись с Баба Лулу, мы двинулись дальше в путь, к парку в городке Фин.
Когда подъезжаешь к парку Фин, тебя охватывает какое-то неведомое волнение. Не хочется сразу ступить в чащу исторического парка. Поэтому мы замешкались у входных ворот. Девчонки в чадрах, и мальчишки с книжками в руках шли по домам из медресе Аллаяра Салеха. Шли они стайками, равнодушно проходя через парк, как будто на уроке истории не дошли еще до эпохи Насера од-Дин-шаха[35]. А нас не покидало странное чувство, знакомое, наверное, тем, кто на рассвете шагал за гробом в старинную покойницкую в Тегеране, где омывают усопших перед последним путем их на кладбище. Имеется в виду древнейшая тегеранская покойницкая — госсал-хане, которая находится на площади Шуш в большом саду, где растут белые тополя. За тополями лицом к дороге располагаются кельи — ходжре. Представьте, что весенним утром вы попадаете в этот сад. Ласковый, теплый ветерок чуть колышет зеленые листья тополей, и в тишине сада рождается какой-то монотонный шум. Кажется, будто издалека доносится слабый плеск сотен тихоструйных фонтанов. Но вот из полуоткрытых дверей покойницкой до вас долетает скорбный плач женщин, детей и бульканье воды, выплеснутой из ведра; эти печальные звуки врываются диссонансом в легкий шелест ветра и ложатся на сердце гнетущей тоской. Если вам приходится задержаться здесь, в этом саду, то значит, не кончена еще процедура омовения покойника перед отправлением на кладбище. И вы неустанно шагаете в тени белых тополей, у вас тяжело на душе, и тревожно сжимается сердце.
Шорох фонтанов в парке Фин, стройные стволы кипарисов, подвижная светотень его цветников ничуть не повинны в том, что вас охватили столь грустные воспоминания. Нет. На такие размышления навели две заброшенные бани под сенью густых деревьев. Вам очень хочется облазить сверху донизу этот парк, навсегда запомнить великолепие и пышность чинар, но все время что-то тянет вас к развалинам старых бань. Это знаменитые бани. Вам чудится, будто вы тайком узнали о содержании шахского фирмана[36], присланного с гонцом к Великому Везиру, которому этот же гонец и вскрыл вены тут же, в бане.
Видно, в сердце Великого Везира было гораздо больше отваги, чем у нас с вами, потому что после чтения фирмана шаха он смог продиктовать способ своего же умерщвления, а мы спустя 110 лет в волнении ступали по развалинам дома, где он был убит. Эти развалины, послужившие местом гибели Великого Везира, ничем особым не отличаются. Помещение слегка реставрировали, но, очевидно, после его смерти никто не заботился о чистоте бани. А может быть, причина заключалась в том, что после Великого Амира ни один везир не пожелал мыться в этой бане. Садовый сторож показал нам также и другую баню, которая называлась царской (салтанати).
