Под небом пустыни - [73]

Нам очень не понравился Гонабад и особенно гараж «Пятерых», где стоял вечный гвалт и сутолока. Либо Гонабад должен был поступиться Титулом города и предоставить нам, как в деревнях, уют незамысловатой чайной с хлебом, сыром и яичницей, либо доказать свое право на звание города и заиметь какую-нибудь, хотя бы пятиразрядную, гостиницу. Официальный представитель властей заявил, что в городе гостиниц нет. Нам хотелось разыскать этого милейшего постового и сказать ему: «Сделайте одолжение, сообщите в инстанции, что раз нет у вас гостиницы, то не мешало бы упразднить и городскую управу вместе с губернатором».

Однако в четырех шагах от нас раскинулся красивый губернаторский парк. Чайная в гараже мрачна, тосклива, неуютна. Запах спитого чая, вонь куриного помета и терьячного перегара не вязались с человом из курицы и шашлыком. Арендуемая нами комнатушка в гараже годилась только для ночлега, если предварительно принять снотворное. Время сна еще не наступило. Надо было убить где-нибудь три-четыре часа.

— Может, пойти прогуляться в губернаторский парк?

— По праздникам он закрыт, там ничего нет.

— Все лучше, чем сидеть в гараже. По крайней мере хоть воздухом подышим, пройдемся.

Абдоллах-хан покинул нас, увидев, что мы собираемся в парк, и уехал, чтобы, как обычно, поискать бензоколонку. Через полуоткрытые железные ворота мы вошли в парк. Здание губернаторства находилось в дальнем конце его. В вечерний час угасающего дня тишина парка, его старые деревья, дорожки и огромный бассейн произвели на нас умиротворяющее впечатление. Даже фотограф около получаса находился в состоянии молчаливого созерцания!

Кроме нас, никто больше не гулял в парке. Только возле бассейна человек пять-шесть джуймендско-гонабадских стиляг развлекались по-своему. Они смачно бранились, непрестанно лупили друг друга по плечам и головам и поднимали вокруг страшную пыль. Все они были выше нас ростом, сильнее, но им было не больше двадцати лет. Эти гонабадские школьники старших классов (у них из карманов торчали учебники) не сегодня-завтра получат дипломы, приедут в Тегеран и пришвартуются к тегеранскому университету. Наш фотограф, уставший и раздраженный поездкой в Джуйменд, «грудь вперед» демонстративно прошел раза два сквозь толпу парней в надежде, что те с ним сцепятся, затеют перепалку и несколько оживят обстановку в парке. Но видно, стиляги так разбаловались, что не только фотографа, но и географа решительно не хотели замечать.

Мы свернули в сторону на поиски более укромных мест. В густой тени деревьев в конце парка вдруг увидали небольшое строение, состоявшее из двух-трех комнат. С первого взгляда могло показаться, что здесь живет садовник или смотритель парка. На самом деле это было кафе! Маленькое, тихое, спрятанное в глухом уголке парка кафе! К сожалению, хотя дверь оказалась раскрытой настежь, там не было никого, кроме мух. Вот было бы хорошо спастись здесь от шумного гаража!

Побродив по парку, мы невольно возвращались снова и снова к павильону. Вдруг около кафе появился какой-то человек. Он равнодушно посмотрел в нашу сторону и стал на пороге, ковыряя зубочисткой во рту.

— Пойдем спросим его, может, кафе открыто?

— Стоит ли? В парке никого нет, все пусто.

— Все-таки надо попытаться узнать. Что в том плохого?

— Хорошо, только извольте справляться тогда сами.

— Мне как-то неловко!

— Вот еще, что за глупости!

— Хватит. Неудобно. Кафе закрыто. И так видно, что никого там нет. Нечего и спрашивать.

— Вот и прекрасно! Ваш покорный слуга полагает также.

— Все-таки не мешает узнать!

Историограф, пылко проявивший на словах настойчивость, как всегда, не двинулся с места. Фотограф выступил вперед добровольцем. Но вид, с каким он направился к кафе, был слишком уж воинственным и посему неподходящим в данной ситуации. Географ умолил его отказаться от своих намерений, а сам, стеснительно покашливая, подошел к павильону.

— Господин, это кафе? Не правда ли?

Худощавый смуглый парень воззрился на него, а потом, по-прежнему опираясь о дверь и не вынимая изо рта зубочистки, выпалил:

— А что, не похоже?

— А почему тогда нет посетителей?

— Потому, что праздник.

— А я смотрю: дверь открыта, дай, думаю, загляну, авось работает…

— Нет, господин, я зашел сюда за постелями. Сейчас ухожу.

Пока шел этот разговор, из глубины парка появился его помощник, и они оба принялись собирать в кучу постели, не обращая ни малейшего внимания на географа. Бедняга географ стоял отвергнутый и униженный, лицом к павильону и спиной к. друзьям. В подобных случаях трудно сразу обернуться. Надо перебороть себя, заставить вымученно улыбнуться, а потом уж присоединиться к спутникам. Не всегда удается в таких случаях улыбнуться. Когда вы подходите к друзьям, ваше лицо похоже на плаксивую маску. Все начинают смеяться, и вы тоже, но вид у вас очень несчастный. Историограф экспедиции хотя и всласть посмеялся, однако был задет за живое обидным равнодушием человека с зубочисткой. Он водрузил очки и выступил вперед. Хозяин последний раз поворачивал проклятым ключом в двери, когда у его уха прозвучал бархатный, вкрадчивый голос историографа: