Под небом пустыни - [57]

От бестолкового гама фаррашей и скрипа ступенек у фотографа наконец лопнуло терпение:

— В чем дело, папаша? Для кого все это готовят?

— Для господина прокурора из Бирдженда. Они пожаловали в Тебес. На этой веранде им обставляют жилье.

Фотограф чуть было не произнес несколько теплых слов в адрес прокурора и его слуг, но сдержался и изобразил почтение к высокому чину служителя юриспруденции. Он не счел удобным сыпать бранью в чужих владениях.

— Это не дело, братец. Лучше бы… — начал он весьма дружелюбно, обращаясь к хозяину чайной.

И вдруг… «Вдруг» случается за едой: пища попадает не в то горло. Фотограф поспешил исправить дело глотком пепси-колы и таким образом выбыл из игры.

Между тем в ворота парка Гольшен ввалилась целая свита; господин прокурор величаво проплыл мимо нашей скамьи и жалкой скатерти с яствами, поднялся вверх по лестнице. На свежем лице — ни капельки пота, ни следа усталости в походке. Видно, он прибыл сюда раньше своей челяди. Поскольку достоинство прокурора не позволяло ему пройти в дом прежде слуг, он задержался у входа в парк под предлогом расспросов о мюридах[113]. Убедившись, что весь скарб перенесен в комнаты и отдых обеспечен, он счел дальнейшие разговоры излишними и уж тогда проследовал через парк к дому. Однако суть происшествия состояла не в том, что нас раздражала вся эта беготня, шум и суматоха. И мы, и прокурор вместе очутились в парке Гольшен, но с той лишь разницей, что мы попали сюда после долгого пути по солончаковой пустыне, чувствовали себя разбитыми и усталыми. Прокурор же, свеженький как огурчик, прикатил всего лишь из Бирдженда[114]. Ему приготовили две комнаты на территории парка, а нам приходилось довольствоваться лишь обещаниями хозяина чайной найти ночлег неизвестно где. Прокурор насладится вкусным ужином, приготовленным из всех этих баклажанов, риса, мяса, и будет нежиться в тепле и комфорте, а мы должны есть тебесский хлеб и поглядывать на пар, подымающийся от сыроватого тас-кебаба.

Фотограф предпочел всем успокоительным лекарствам ворчание. Но историограф стремительно нацепил изящные очки и пошел бродить по парку.

А парк был действительно великолепным. Да будет благословенно имя доктора Бирдженди, который с некоторых пор взял на себя попечительство над чудесным парком и питает надежду, что даже находясь в Тегеране сможет управиться с этим делом. Фонтаны и декоративная зелень, множество цветов, кипарисов, сосен, финиковых пальм, чинар и на их фоне кирпичные ступени вдалеке создавали неповторимую картину, оценить которую могли лишь путешествующие по пустыне. И если парк уцелеет после всяческих коренных реформ, перестроек и переделок и не превратится в городской сад, жители Тебеса будут очень признательны правительству, градоначальнику и теперешнему попечителю его.

Хозяин чайной убрал скатерть и куда-то исчез. Через несколько минут он вернулся в сопровождении школьного фарраша, с которым договорился о нашем ночлеге. Мы перебрались в здание средней школы Шейбани. В одном из классов были свалены рядами в углу стулья. Мы расстелили на полу циновку, перетащили из машины одеяла, подушки. Здание школы и двор ее были просторны и пустынны. Школу построили на пустыре. Со временем, очевидно, здесь появятся деревья, зелень, цветники. Несмотря на то что. здание было новым, внутри школы было очень грязно. Масса пыли, известковый налет на стульях и столах причинили известное неудобство фотографу. Он собрался было здесь, в классе, завести разговор о чистоте! Но запах потных тел путешественников, их грязная одежда не способствовали серьезной дискуссии. Все как-то застеснялись вдруг и вспомнили о бане, специально предназначенной для избавления тела от грязи. Мы стали собирать банные принадлежности и в одной из сумок наткнулись на рекомендательные письма Хабиба Ягмайи. Перебирали их одно за другим и обнаружили письмо, адресованное в Тебес. Хотя у нас был ночлег в школе Шейбани, мы все еще продолжали завидовать комфорту и уюту, с которыми устроился прокурор из Бирдженда в парке Большей. В глубине души мы верили, что нам тоже удастся обрести гостеприимного хозяина, с удобством расположиться в его гостиной и всласть поиздеваться над прокурором. Мы поручили школьному фаррашу доставить письмо адресату.

Фарраш ушел. Кругом — ни души. Между тем следовало узнать, где находилась баня. Только мы собрались выйти на улицу, как вдруг увидали в тени дома костлявую фигуру хозяина чайной. Он стоял, не двигаясь с места, и в упор смотрел на нас. Было ясно, что он пришел за деньгами. Хозяин объяснил нам, как пройти в баню, и вручил счет за ужин и чай. Мы расплатились. В дверях он столкнулся с незнакомым человеком, который издали в одном из нас узнал своего давнишнего приятеля.

— Здравствуйте! Вы меня не узнаете? Мы ведь с вами коллеги. Лет пятнадцать тому назад вместе служили по финансовому ведомству!

— Здравствуйте, господин Але Давуд! Какими судьбами, вот неожиданность!

Начались поцелуи, потом разыгралась сцена знакомства. Не успели мы стереть слюну от поцелуев, как давнишний приятель уже приказывал школьному фаррашу собрать наши вещи, перетащить в машину и отправить в его дом. Да, настоящий иранец-хлебосол не любит шутить! Мы умолили его разрешить нам переночевать эту ночь в здании школы. Он согласился, но просил, чтобы ужинать мы непременно шли к нему. Кажется, история в Ребате-Поште-Бадам повторялась. Но ввиду того, что Але Давуд был нашим сверстником, он быстрее понял нас и ограничился приглашением на чай. Сообразив, что мы собрались в баню, он проводил нас до самого входа в общественные бани Тебеса, препоручив далее заботам банщика. Сам же поспешил домой, чтобы приготовиться к приему гостей. Но машину «Управление сахарно-рафинадной монополии» с шофером он оставил ждать нас у бань.