Под небом пустыни - [44]

Степень выдержки и терпения фотографа экспедиции не поддавалась точному анализу. Поэтому было нелегко уследить за тончайшими их нюансами. Каждую секунду надо было быть начеку, чтобы внутренний импульс не разрушил призрачный остов его душевного равновесия. Поэтому мы прервали беседу с пастухами, и машина рванула с места. Абдоллах-хан так сильно жал на педали, что машина летела по просторам пустыни с невероятной скоростью, противоречащей неизменной заповеди ее водителя. С первого дня путешествия и до сего момента скорость нашей машины ни разу не превысила шестидесяти километров. И теперь мы убеждались в том, что Абдоллах-хан принадлежал к числу кротких людей. Если такого человека обидеть, он никогда не выразит протеста открыто. Недовольство Абдоллах-хана нашло выражение в очень подходящее время дня и было полезным, ибо пустыня стремительно подобрала свой отглаженный подол и показались ухабы, рытвины, нагромождения гор Сагенд.

Наши глаза, порядком утомившиеся от длинной ленты шоссе, очень нуждались в передышке и хотя бы в каком-нибудь отдыхе. Эту передышку дали горы Сагенд, невысокие, живописно окрашенные в красновато-кирпичные тона. Целых полчаса мы блуждали в узкой теснине бурого ущелья, перебираясь от склона к склону. Наконец выбрались из-под навеса бесконечной горной цепи и снова очутились на широкой глади пустыни.

Около четырех часов пополудни вдали забрезжили очертания Хемматабада и несколько в стороне — силуэт полуразрушенной крепости Ребате-Поште-Бадам. Еще в Йезде мы решили, что Ребате-Поште-Бадам станет первым населенным пунктом в сердце пустыни, где мы устроимся на ночлег.

Шоссе в пустыне играет роль касательной к попутным чайным. Поэтому у нас не было другого выхода, как остановить машину возле чайной Камбаре Али. С ног до головы в пыли, голодные, мы вышли из автомобиля, не собираясь, по совести говоря, осматривать и изучать окрестности деревни, название которой Ребате-Поште-Бадам совсем не звучало по-деревенски. Кроме того, когда мы подкатили к чайной, облачное небо над деревушкой не располагало к прогулкам и осмотру горестной, сиротливой обители.

Обе скамьи в доме были покрыты коврами и довольно широки. Мы вытянули ноги, едва переводя дух от усталости. Камбаре Али, хозяин заведения, прощупав нас трахомными глазами, засуетился, захлопотал. Белая шапочка историографа, сверкавшая в десяти сантиметрах от его американских очков, придавала столь благородный вид мудрому лбу нашего товарища, что Камбаре Али был сражен и, вероятно, решил про себя, что все мы, или хотя бы владелец шапочки и очков, заслуживаем особого уважения. Был разожжен примус, зашумел самовар, на большом подносе появились тарелки с яичницей, хлебом, сыром, солью, а рядом выстроились банки с рыбными консервами, зеленым горошком, фляги с прозрачной водкой. Аккуратными рядами стояли стаканы с горячим чаем. Через час мы уже наелись доотвала. А хмель от водки снял нудную ломоту во всем теле. Головы разгорячились, усталость исчезла сама собой, лица разгорелись, началось обсуждение планов на дальнейшее. Камбаре Али внимательно прислушивался к нашей беседе. Он беспокоился, что мы не останемся на ночлег.

— Все приезжие остаются здесь ночевать, — осмелев, вмешался он в разговор. — Вам надо отоспаться хорошенько до песков. А на восходе двинуться дальше, чтобы до жары их миновать.

В гаражах Йезда достаточно много говорили о песках пустыни, и мы не представляли ясно, что за этим кроется. Надо было ждать до завтра и своими глазами рассмотреть вблизи эти пески. Как только Камбаре Али понял, что мы остаемся ночевать, он обрадовался, вкрадчиво спросил:

— Что вы желаете на ужин?

Пар от проглоченных только что яичниц валил еще из ноздрей. Разумнее было вообще отказаться от ужина. Но водочный угар так расцветил наши планы, что подстать им захотелось закатить и пир горой.

Фотограф, уважавший благотворительность и никогда не пренебрегавший ею, живо откликнулся:

— Можешь сготовить нам цыплят?

— Цыплят у меня нет. Надо купить в деревне. Да и продадут ли?

— А ты сходи. Может, продадут.

— Сколько взять?

Фотограф встал в тупик, то ли из-за нерешительности, то ли из-за неосведомленности о размерах цыплят. Он промолчал и растерянно взглянул на спутников. На помощь пришел Абдоллах-хан, который вопросительно произнес:

— Купи четырех, ага[100], ладно?

Если бы не он, то распоряжение об ужине было бы безусловно аннулировано нами. Камбаре Али, не теряя ни минуты, выскочил за дверь и скрылся.

Солнечный луч застенчиво пробился из-за гряды хмурых облаков и слабо осветил чайную. По игре длинных теней у входа мы догадались, что прибыла делегация жителей деревушки поглазеть на приезжих. Был первый день ноуруза, и жители пустыни почувствовали наступление праздника даже в такой глуши. Мы вышли на улицу, чтобы в оставшееся до отъезда время осмотреть Ребате-Поште-Бадам. Чайная расположилась возле самого шоссе, а напротив стоял новый дом. Говорили, что это дом старосты. Староста долго страдал от болей в сердце. На восьмой день после приступа его с проезжей цистерной керосина отправили в йезд. А на следующее утро, когда мы готовились к отъезду, сообщили, что он скончался ночью в канун ноуруза.