Под небом Новгорода - [6]

Страстный любитель чтения, он проводил большую часть времени в своей библиотеке в обществе толмачей, писавших миниатюры художников, переписчиков, поэтов, историков. Ярослав говаривал: «Книги как реки, которые дают влагу всей земле; это источники мудрости».

Отец и дочь читали не только Священное писание и труды отцов Церкви, но также хроники и переведенные с греческого или болгарского языков повествования.

Мать Анны и ее сестры, а также Елена подшучивали над девушкой: уж очень Анна любила бывать в обществе убеленных сединами ученых, которыми Ярослав окружал себя, а также в обществе старцев (от которых, по словам Елизаветы, пахло козлом и ладаном). Самым тяжелым был запах, исходивший от ученого монаха Иллариона, — приближение которого, к счастью, чувствовалось издалека.

Вспомнив сейчас об этом, Анна прыснула от смеха.

— Чему ты смеешься?

При виде Филиппа, ее товарища по охоте, девушка вздрогнула.

— Филипп, это ты? Ты напугал меня!

— Прости, но гости князя удивляются, почему тебя нет, и боятся, что надоели тебе своими рассказами.

— Что за глупость! Такие рассказы мне никогда не надоедают.

— Я думал, что девушки предпочитают любовные истории.

К счастью, было темно, и юноша не увидел, как Анна покраснела. Она постаралась ответить непринужденно:

— Другие, может, и предпочитают, но не я. Это тебе не нравится?

— Да, — прошептал он.

Темнота не позволяла видеть лицо молодого человека; только его глаза блестели и, казалось, хотели проникнуть в самую ее душу.

— Не смотри на меня так.

— Извини. Только ведь скоро я тебя больше уже не увижу.

— Замолчи! Я приказываю тебе замолчать!

— Приказывай сколько хочешь, но все равно я не намерен повиноваться.

— Филипп! Ты забыл, с кем ты разговариваешь?

— Нет, Анна Ярославна, я не забыл, что ты дочь моего господина и что собираешься выйти замуж за другого. Я все время вспоминаю о той сладостной минуте, когда я прижимал тебя к своей груди.

— Я была без сознания.

— Да, но когда ты открыла глаза, ты так посмотрела на меня…

— Но в этом нет ничего удивительного, ты спас меня от рогов страшного зубра.

— …и ты прошептала: «Спасибо…»

— Это самое малое, что я могла сделать, — произнесла она насмешливо. Молодой воин, погруженный в воспоминания, не заметил ее тона.

— …ты добавила: «Как тебя зовут?»

— Филипп!

— Да, именно так ты и произнесла это, с такой нежностью… Повтори еще раз.

— Филипп…

Под покровом сумерек Анна рассматривала своего сотоварища по охоте, как будто видела его впервые. Он почему-то сейчас был выше ростом, у него были светлые волосы и борода, огромные голубые глаза, очень белые зубы, полные губы, крупный прямой нос. Широкоплечий Филипп обладал мускулистыми руками и ногами. От всего его облика исходило ощущение чрезвычайной ловкости. Часто, в шутку, Анна называла его белкой, что очень не нравилось Филиппу.

— Не думаю, чтобы белка смогла спасти тебя от зубра! — ворчал он.

Впрочем, Филипп старался не выдавать недовольства этим своим прозвищем…

Почему рука, которую она протянула сейчас к нему, была такой тяжелой? Когда пальцы дотронулись до его щеки, они показались ей ледяными. Понемногу в них вернулась жизнь, и они нырнули в бороду, такую шелковистую, что Анна даже удивилась. Борода Филиппа совсем не походила на бороду ее отца (которая колола нежную кожу, когда Анна, ребенком, прижималась к тяте).

Филипп же сейчас не осмеливался дышать из боязни, что девушка перестанет гладить его.

Долгое время они молчали, завороженные собственным волнением. Смех, донесшийся от крепостной стены, вернул молодых людей к реальности.

Поднялся ветер.

Как холодно стало вдруг!

Анна и Филипп поспешно спустились по крутой лестнице. Внизу, подозрительно прищурившись, стояла Елена.

— Что ты делал наверху с княжной? — спросила она Филиппа.

— Елена, оставь меня… я в последний раз любовалась видом, — сказала Анна.

— Разве можно любоваться долиной наедине с молодым человеком, и это — перед самой свадьбой?!

— Да перестань ты говорить об этой свадьбе! Как приехал франкский епископ, ты только об этом и долдонишь.

— Твой отец много говорит об этом! Ты думаешь, ему очень понравится, если он узнает, что его дочери всякие тут морочат голову, когда он уже дал слово выдать тебя за француза.

Анна сделала шаг к своей кормилице; глаза ее сверкали, щеки пылали от гнева. Ледяная рука ударила Елену по щеке.

— Я знаю, кто мой отец, и я знаю, каково мое происхождение. Ты оскорбила меня, подумав, будто я забылась хоть на мгновение. Я воспитана стать королевой и, с Божьей помощью, буду достойна места, которое Он мне определил.

Не обращая более внимания на стоящего в стороне Филиппа, Анна отвернулась и пошла в палаты, где Всеволод озабоченно взглянул на нее.

— Сестрица, где была? Наш брат Владимир недоволен твоим отсутствием. Да и наши гости тоже удивляются.

— Не беспокойся, я скажу им, где была, и они поймут.

В пиршественной зале было так жарко, что лица покраснели и лоснились от пота. Запах, шедший от блюд, вина и тел, был таким густым, а шум таким громким, что Анна застыла на пороге. Предводитель княжеской дружины, увидев ее, поклонился и сделал знак следовать за ним; он начал прокладывать ей дорогу меж гостей. Подойдя к Владимиру, Анна попросила установить тишину. По знаку хозяина начальник дружины протрубил в небольшой рог. Тотчас же все гости замерли. Анна заговорила: