Под небом Аргентины - [113]

Шрифт
Интервал

Влад оставил Вету на попечение солдата и шагнул в грязную холодную воду. Остановился и огляделся. Нигде не было видно даже лодки, а еще недавно поблизости пыхтел буксир с фабричной пристани. Влад смело ступал в воде, обдумывая слова Веты: "Ребенок? Ее ребенок?.. Странно!. "

Он одолел только половину расстояния, а вода уже дошла до пояса. Ничего, ему сегодня не в первый раз. Да и пловец он неплохой. Сильная волна ударила его в грудь, он с трудом удержал равновесие. Повернулся, увидел, как Вета тревожно машет рукой.

— Вернись! Влад, вернись! — услышал он ее голос.

Но он только тряхнул головой и поплыл.

Вот и дом. Дверь разбита. Широкая кровать покачивается на воде, ударяясь в жестяные стены. На кровати полуголый ребенок, синий от холода, пищит охрипшим голоском. Влад машинально подумал: "И правда, ребенок!" Осторожно поднял его, закутал во что-то сухое, что нашел на кровати, и, подняв повыше, стал пробираться обратно. Вода доходила ему до груди, когда он выбрался наружу. Толпа одобрительно загудела. За спиной что-то затрещало. Он повернул голову — дом быстро валился, спустя мгновение лишь крыша торчала над водой.

— Вовремя поспел, — усмехнулся он невольно.

Вета бросилась ему навстречу и схватила бесформенную кучу тряпок. Ничего не сказав, без сил оперлась на его руку. Только сейчас он заметил, что она босиком и странно одета.

— Откуда ты?

— Из больницы.

— Вышла так… босая? — Голос его был строгий.

Она прижала к себе ребенка, закрыла глаза и пошатнулась. Влад поднял ее на руки. Толпа раздвинулась, давая ему дорогу. Какая-то старушка твердила вслед благословения…


Много дней металась Вета в горячке, но молодой здоровый организм победил болезнь. Постепенно силы стали возвращаться к ней, щеки порозовели. Температура падала и, наконец, наступил день, когда она стала нормальной. На следующее утро Вета открыла глаза, зажмурилась от яркого солнца, с любопытством оглядела незнакомую комнату.

— Где я? — спросила она. И удивилась. Она хотела спросить громко, чтобы ее услышали, но голоса у нее не было. Чья-то большая шершавая рука нежно легла на ее губы. Это Влад, подумала Вета, еще не видя его. Удивительное, незнакомое до сих пор ощущение блаженного спокойствия и уверенности наполнило всю ее.

— Где я?

— У хороших людей, Вета. Не волнуйся.

Он нежно погладил ее руку, лежавшую поверх одеяла. Она шевельнула губами, чтобы спросить о чем-то, но он снова приложил к ним руку:

— Молчи, Вета, нельзя тебе. Отдыхай.

Она улыбнулась и закрыла глаза.

Влад тихо встал, подошел к окну и рассеянно выглянул на улицу. До его слуха долетели ритмичные удары молотка. Придя в себя от пережитого, люди торопились наладить жизнь — выпрямляли листы жести, подпирали стены домов, отыскивали унесенные наводнением двери, рамы окон, столы, стулья. Фабрики снова пыхтели, и ветер снова разносил над жестяными хижинами зловонные пары. Влад провел рукой по лбу. Тридцать домов унесла река, десятки других стали необитаемыми. Много семей лишилось крова. Больше двадцати человек погибло. А в Берисо продолжалась жизнь, словно и не было ничего.

Влад достал сигарету и постучал ею по коробке — он научился курить в тюрьме в бескрайние часы одиночества. Взглянул на Вету, поколебался, потом закурил. Затянулся глубоко и, вздохнув, выпустил дым.

— Влад!

Он вздрогнул и обернулся. Вета тревожно смотрела на него.

— Где ребенок, Влад?

Влад подошел к постели. Лицо его перекосила боль.

— Что с ним, Влад?

Он подсел к ней. Молча взял ее руку и нежно стал гладить ее. Потом, встретив ее умоляющий взгляд, тихо заговорил:

— Надо быть сильной, не бояться испытаний..

Недоговорил. Она уже почуяла беду сердцем матери, закрыла лицо руками.

— Господи, и это тоже? — и тихо заплакала.

Влад поднялся, на цыпочках отошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.

Вета долго всхлипывала, шепча что-то, чего он не мог понять, хотя и напрягал слух. Потом — она притихла.

Когда Вета снова открыла глаза, взгляд ее упал на неподвижную, сгорбленную спину, заслонившую узкое окно.

— Иди сюда, Влад, — шепотом сказала она. — Расскажи, как все произошло.

— Потом, Вета.

Она попыталась удержать брызнувшие из глаз слезы и повторила настойчиво:

— Лучше сейчас… Я сильная.

Он снова присел рядом, взял ее бессильно лежавшую руку в свои ладони и заговорил, стараясь выбирать слова:

— В больнице не было мест. Я перенес вас, тебя и ребенка, сюда. В этой комнате я жил до ареста. Хозяева держали ее до моего возвращения, и я снова поселился здесь. В Берисо я вернулся в ту ночь, когда случилось наводнение..

Вета его прервала:

— И сразу бросился помогать?

— Если бы ты знала, что творилось. Люди голову потеряли от ужаса..

Рука Веты дрогнула.

— Перенес я вас сюда. Вы сразу горячкой заболели. Много дней лежали в лихорадке. Мой друг врач все перепробовал, но ребенок не выжил…

Две крупные слезы покатились по бледному лицу и упали на подушку. Она лежала, не шевелясь. На лице ее не дрогнул ни один мускул.

Влад умолк. Он ожидал бурной реакции и был готов ко всему. Неподвижность Веты успокоила его. "Только бы нашла в себе силы совладать со своим горем", — подумал он со вздохом. Потом лицо его нахмурилось, брови сдвинулись… Сказать и о другом? Самое страшное уже позади… Может быть, лучше сразу все выложить? Доктор говорил, что опасность миновала, но…


Рекомендуем почитать
Легенда о Ричарде Тишкове

Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.


Клавка Уразова

Повесть «Клавка Уразова» принадлежит перу Зои Алексеевны Ерошкиной, автора, известного уже на Урале своей повестью «На реке». Зоя Алексеевна Ерошкина, человек старшего советского поколения, родилась в Прикамье, выросла на Каме. С 30-х годов она занималась литературоведческой работой, была одним из сотрудников «Уральской советской энциклопедии».


Пусть сеятель знает

В повести «Пусть сеятель знает» Игорь Росоховатский интерпретирует идею разумности осьминогов. В этом произведении эти животные в результате деятельности человека (захоронения ядерных отходов) мутируют и становятся обладателями разума, более мощного, чем человеческий. К тому же они обладают телепатией. А их способность к быстрому и чрезвычайно обильному размножению могла бы даже поставить мир на порог катастрофы. Художник Евгения Ивановна Стерлигова. Журнал «Уральский следопыт» 1972 г. №№ 4-6.


Ночной волк

Леонид Жуховицкий — автор тридцати с лишним книг и пятнадцати пьес. Его произведения переведены на сорок языков. Время действия новой книги — конец двадцатого века, жесткая эпоха, когда круто менялось все: страна, общественная система, шкала жизненных ценностей. И только тяга мужчин и женщин друг к другу помогала им удержаться на плаву. Короче, книга о любви в эпоху, не приспособленную для любви.


Тайна одной находки

Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.


Одиночный десант, или Реликт

«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».