Под навесами рынка Чайковского. Выбранные места из переписки со временем и пространством - [4]

Минус пять, поехал в Суздаль по поводу работы, там сказали, что уже взяли, поехал в Юрьев, там уже тоже взяли, поехал в Боголюбово, там женщина вдруг замахала руками и сказала, что мне лучше быстро уйти, так как ее муж только что вернулся из тюрьмы.

Погода сегодня – лужи замерзли. С яблони упало очередное яблоко. Пасмурно, холодно, ветер. Ни с кем не встречался. Никому не угрожал, и никто не угрожал. Никто ничего не предлагал, равно как и я. Прогулялся в сторону СИЗО и церкви, и вернулся домой, и лег спать, а что еще делать. Прости, отец. Тебя уже нет. Я помню все свои прегрешения. Надеюсь на понимание и прощение.

Утро холодное, земля холодная, небо холодное, никого, ничего, но вдруг что-то появляется и хладнокровно расстреливает хладнокровных.

Погода что и вчера, нет смысла выходить, тем более, что уже выходил, а если есть возможность не выходить, то и не выходи, особенно при сильном ветре, когда легко упасть.

Няня уволена за прогулы и пьянство.

– Куда-то ходишь?

– Хожу в магазин.

– И всё?

– И всё.

– А все остальное, не магазином ведь жив человек?

– Согласен.

– И что?

– Есть время куда-то ходить, есть время, когда уже никуда ходить не хочется, а магазин – это необходимость.

– А, скажем, выпить?

– Ну, это еще остается.

– С кем-то выпить, поговорить.

– Это уже прошедшее время.

Облачность. Ночью сквозь облачность временами – Луна. Прогноз обещает ночные заморозки. Читаю П. Елохина «Глиняный свисток» и А. Леонтьева «Москва, Адонай!». Хожу в магазин за продуктами питания. На яблоне осталось одно яблоко.

Двенадцатое апреля, пятница.

Плюс два, снег, купил вымя.

– Давно не бывал в Мариуполе?

– Давно, там никого не осталось.

Четырнадцатое апреля.

Плюс три, пасмурно, ветер холодный, купил хлеб и квас, до пенсии еще шесть дней, нужно держаться.

Список тех, кого он предал. Страшно. Потом он ухмыльнулся и подумал о тех, кого еще можно предать.

Дождя уже нет, но ветер продолжается. Деревья, собственно, уже спят. Не всё купил в магазине. Альцгеймер.

Нужно есть то, что есть. Все полезно, что в рот полезло. Впрочем, ветер, листья, и во дворе никого нет. Сумерки погоды и вообще. Но мы еще встретимся, оревуар.

Все уже выпито, съедено, рассказано, выблеватино. И что теперь? Впрочем, жизнь продолжается. Жизнь прекрасна.

Солнце яркое, но ветер холодный. Солнце может когда-то погаснуть. Мимо окна пробегает чей-то кабан. Суслики живут в норах. Жизнь дятла проходит на дереве. Не все еще убрано с полей. Не все еще украдено. Снотворность азалептина усиливается алкоголем. Подул ветер, посыпались листья. В сарае хрюкает свинья. Виноград созрел, но он никому не нужен, по степи мчится перекати-поле и возносится к небу, капитан смотрит в бинокль и ничего не видит, надвигается шторм, не все спасутся, по улице бродят киники, перипатетики и бандиты, ночь, улица, фонарь, аптека, и пьяницы с глазами кроликов «ин вино веритас» кричат. Перевести на английский. В сарае хрюкает свинья. A pig grunts in the barn. Выпил самогонки и лег спать.

Свинья – это звучит гордо.

Нахожусь в Лос-Анджелесе по случаю вручения премии за исполнение песни… забыл, но это неважно, премия Грэмми, а также Президент поздравил меня с Днем дипломатии.

Вернулся домой. Прогулялся по темным улицам, вернулся домой. Дома обычно. Не знаешь, что делать дальше. Раньше знал, а теперь не знаешь. Бутылка пустая. Ветер дует в нее, выдувая нечто свое. Корни деревьев переплетаются и хотят что-то сказать. Не так все просто. Не говоря уж про небо. Про спиртное – банально. И все же.

Двадцать шестое апреля.

Николай Мамонтов из третьего подъезда уезжает на дачу и будет там до холодов.

Пошел на речку. Там кто-то утонул. Кто-то его вытащил и стал откачивать. Он ожил и спросил – зачем?

Никуда сейчас не могу пойти, так как курьер должен в течение дня доставить мне то, что я заказал, собственно, и пойти особенно некуда, да и, собственно, дождь.

Дождь кончился, можно выйти, прогулка в районе тюрьмы, тюремные чувства.

Вчера было двадцать пятое апреля, а сегодня уже двадцать шестое. Будучи в Мариуполе, я заметил, что там тяжело дышать, но люди живут, дышат и даже смеются.

Давно нигде не бывал и не нужно. Горы, леса, моря – эка невидаль. Здесь живи. Не выходи – там Космос. Там известно что. Покушай горохового супа и на диван ложись. Осталось немного.

Человек в полицейской униформе курит, беседует с кем-то по смартфону. Он вчера заходил. Он ищет кого-то. Я ответил, что не знаю. Возможно, он ищет меня. Грехов у меня много. Ну, не будем об этом. Давно нигде не бывал и не нужно. Вот скоро приедет Евгений Попов. Он не курит, не пьет. Дальше не знаю.

Позвонил какой-то человек. Он сказал, что я, как ветеран, могу иметь послабления в смысле оплаты за телефон. Приятно, но несколько беспокоит. Хотел поехать купаться на Нерль, но передумал, так как сосед сказал, что пока что там много утопленников. Потемнело. Возможна гроза, а посему лучше сидеть дома и ни о чем не думать.

Он где-то учился. Он служил в РВСН, где хотел застрелиться, но передумал и дослужился до сержанта. Потом он где-то работал. Потом он где-то заочно учился. Потом он женился. И стал выпивать. Он и сейчас выпивает. Лежал он в разных больницах. Когда-то у него были дача, велосипед, машины «Запорожец» и «Нива», а также мотоцикл «Ява». Сейчас ничего этого нет и не нужно. Сейчас он смотрит в окно на яблоню. На яблоне осталось два яблока и много желтых листьев.