Оттепель, сосульки, скользко.
Поскользнулся, забалансировал, успел зацепиться за дерево.
Шел по Балакирева, взглянул на окна квартиры Владимира Ивановича.
Его уже там нет.
Учился во ВГИКе, подавал надежды, потом бросил, ушел в проводники, а в прошлом году умер.
Опять снегири прилетели, расположились на яблоне, похожи на краснобокие яблоки.
Вороны и галки что-то выклевывают из снега, снуют воробьи и голуби, и вдруг все они, включая снегирей, будто по команде, улетели в сторону воинской части.
Может, армейской кухней пахнуло, может, что-то другое.
Утечка воды в туалете, в районе стыковки сливного бачка с унитазом, там, где гибкий фитинг.
Нужно купить новый и заменить.
Я это уже делал.
А пока подставлю туда пластиковую коробку из-под торта.
Сборник рассказов К. Паустовского «Мещерская сторона», рассказ «Телеграмма».
Этот рассказ так впечатлил когда-то Марлен Дитрих, что она, будучи в Москве, вдруг опустилась перед автором на колени.
Рассказ действительно хорош.
«А ты пишешь всякую хрень!» — сказал мне по телефону в час ночи литератор Подберезин.
Может быть.
С крыши с грохотом свалилась снежная глыба.
Попади под такую — шею свернет.
Бульдозер рушит обгоревшие шлаконабивные стены дома, где жили Зайцевы.
Алкоголь, огонь, зола, пепел.
Свежий номер рекламной газеты «Из рук в руки». Иногда покупаю и погружаюсь в предложения и спрос, подчеркиваю, сопоставляю, анализирую, а зачем — не знаю.
Когда-то мой дед занимался маклерством, и это, может быть, передалось мне, но уже только в плане теоретическом.
По местному телевидению местный художник говорит о красоте родного края, о том, что нужно ее любить и ценить. А всякие там фокусы нам не нужны. «Решительно не нужны!» — вдруг почти истерически закончил художник и сделал рукой замысловатое движение, изображая ненавистные ему фокусы.
— Пишешь? — спрашивает из Москвы по телефону мой друг Николай Евгеньевич.
— Пишу.
— Что?
— Ну… рассказы…
— В каком духе?
— Ну… не знаю…
— А хочешь в Крым? Я дом там недавно купил, рядом с морем. Хочешь? Ты ведь никогда не бывал в Крыму?
— Не бывал.
— Побываешь, обязательно побываешь! И почувствуешь совершенно другую жизнь! Но для этого ты уже сейчас должен духовно подготовиться, изменить, так сказать, свой взгляд на мир, отказаться от своего вечного пессимизма. Напиши что-нибудь светлое, и ты поедешь в Крым!
— Не поздновато ли что-то пересматривать?
— Нет, нет и еще раз нет! Да, непросто избавиться от привычного, но это нужно сделать! Нужно и можно! Хватит скулить и жаловаться!
Хотел бросить трубку и закончить разговор, но вместо этого пробормотал «спасибо».
Сходил в магазин, купил гибкий фитинг, устранил в туалете утечку воды, потом перелистывал путеводитель по Крыму: «Южный берег Крыма тянется на 250 км от мыса Айя до горы Кара-Даг… сколько трудящихся, больных или просто уставших от напряженной работы людей отдохнуло на живописном берегу, у синего моря!»
— Иногда мне говорят, что в моих рассказах мало светлого, — сказал я знакомому психологу. — Можно ли что-нибудь с этим сделать?
— Ничего, — после некоторой паузы ответил психолог.
И вот я лежу и думаю, что имел в виду психолог? Ничего не надо делать, потому что дело безнадежное, или потому что все нормально?
Норма — статистическое понятие. А Крым — полуостров.
— Служил?
— Служил.
— Когда?
— Давно.
— Где?
— В подпровинции Восточноевропейской провинции.
— Что это?
— Полесье.
— Лес?
— Леса и болота, окруженные электрозаградительной сеткой, танталовыми нитями сигнализации и паутиной стальных ловушек.
— Что еще?
Казарма, столовая, клуб, библиотека, строевой плац, учебный корпус, футбольное поле, топливо, ракеты, пусковые устройства, ягоды, грибы, желуди, дубы, сосны, лещина, крушина, прочее.
— Ракетные войска?
— Да.
— Куда нацелены ракеты?
— Не знаю.
Не знаешь или не хочешь говорить?
— Меня это тогда совершенно не интересовало.
— Кем был?
— Сначала третьим номером расчета, потом — вторым.
— Первым не стал? Не было возможности?
— Была, но я не стал.
— Почему?
— Не знаю.
— А если подумать?
— В силу ряда причин интровертного порядка.
— Что с женщинами?
— Их там не было.
— Совсем не было?
— Для меня не было. Штабистка, телефонистка и медсестра были окружены плотным кольцом более сильных самцов.
— Алкоголь?
— Очень редко.
— Наркотики?
— Однажды дали покурить, но я ничего не понял.
— Спортом занимался?
— Футбол, волейбол, баскетбол, настольный теннис.
— Читал?
— Читал. Преимущественно всякую западную дрянь.
— Джойс, Кафка?
— Если бы! Но их там не было. Там были их жалкие эпигоны.
— Как к этому относился твой армейский друг и наставник Сергей Беринский?
— Он не одобрял моего «западничества».
— Что говорил?
— Он призывал меня к более уважительному отношению к русской классике.
— А ты?
— Внешне соглашался, а внутренне бежал в другую сторону.
— Что сейчас?
— Сейчас? Сейчас не знаю. Сейчас почти ничего не читаю.
— Почему?
— Не знаю.
— Подумай.
— Тебе придется долго ждать.
— Тогда вернемся к армии?
— Зачем?
— Но ты говорил, что был там счастлив?
— Я говорил? Впрочем, вполне возможно. Не стану отрицать.
— В каком сейчас состоянии армия?
— В полной боевой готовности.
![Берлинская флейта [Рассказы; повести]](/storage/book-covers/7d/7d00f825b98485b23931396fb6bd50b0761d831c.jpg)
![Вопль впередсмотрящего [Повесть. Рассказы. Пьеса]](/storage/book-covers/f8/f84dfe47cec735dc103cd68415e4c80788a1b14e.jpg)
