Под маятником солнца - [23]

– Вот вы где, – послышался голос мисс Давенпорт. – Я не хотела, чтобы вы сюда заходили.

Я услышала, как она вошла в часовню.

– Что это за место? – спросила я, разглядывая белую решетку ребер в пасти адского чудовища.

– Другая часовня.

– Другая?

– По правде, это не важно. Просто еще одно старое место в месте, полном старых мест, – она нервно рассмеялась. – К тому же все это ненастоящее.

– Кем был…

Она покачала головой:

– Мне не следовало приводить вас сюда. Все это должно было оставаться запертым.

– Вы должны объясниться. Нельзя показать мне тайную часовню со следами прерванного причастия и ожидать, что я промолчу, мисс Давенпорт.

– Нам пора идти, – она бросала взгляды на темные углы часовни, на алтарь.

– Нет.

– Нам не стоит здесь находиться.

– По ответу за каждый шаг. – Сделка была глупая, но я стояла на своем.

– Я расскажу, как только мы уйдем.

– Рассказывайте сейчас.

Прежде чем заговорить, мисс Давенпорт сглотнула:

– Это просто шалость. Фейри их все время устраивают. Как вы, например, могли бы расставить в лесу чашки, чтобы разыграть детей, а те стали бы думать, будто фейри устраивали там чаепитие. Или расставили бы игрушечных солдатиков так, словно они пытаются сбежать из своей жестянки. Это игра.

– Но кто должен был это увидеть? Если есть игра, то должен быть игрок.

Она дрожала, но голос ее оставался ровным:

– Пока никто. Игра еще не готова.

Я переждала еще один удар сердца, а руки мисс Давенпорт продолжали взволнованно сжиматься и разжиматься у ее лица. Смягчившись, я шагнула к двери, принимая ответ, хотя все еще не доверяя ему.

На лице моей спутницы немедленно появилось облегчение.

Когда мы вышли из часовни, я пробормотала слова извинения. Это успокоило мою совесть, хотя мисс Давенпорт и не расслышала ничего. Оставалось лишь надеяться, что ее ответ стоил моего чувства вины.

Мы возвращались в молчании. У подножия лестницы, ведущей в мою комнату, мисс Давенпорт извинилась за то, что повела меня в сад.

– Я не подумала. Прошу прощения, – произнесла она, избегая моего взгляда. – Не следовало приводить вас туда. Это была моя ошибка.

– Но вы не откажетесь, по крайней мере, поесть вместе со мной. – Я вспомнила, что она говорила этим утром о соли.

– На самом деле подменыши не нуждаются в пище. При всем чувстве голода, нам она просто нравится. А вот несоленая нет… – она глубоко вздохнула.

– Тогда почему же вы просите меня, ссылаясь на соляной уговор?

Она долго изучала пол:

– Вам лучше забыть сад за завесой из плюща.

С этими словами она пожелала мне хорошего дня и повернулась, чтобы уйти. Часть меня хотела попросить ее остаться и рассказать, что́ так давит на нее, но я понимала, что не должна этого делать. Несмотря на все ее слова о моей защите и время, проведенное вместе, мы почти не говорили ни о чем важном. А из-за моих предыдущих расспросов между нами уже возникла напряженность. Мисс Давенпорт лишь сильнее отдалится, если я снова переступлю черту.

Стоило руке чуть задержаться на ручке двери, как меня охватило чувство, что за мной наблюдают. Волосы на затылке встали дыбом, пристальный взгляд тысячи глаз был таким же осязаемым, как волна жара, коснувшаяся пальцев, когда они храбро проходят сквозь пламя.

Послышался шорох – то ли хлопки крыльев, то ли шелест листьев.

Я обернулась. Но за спиной была лишь моя собственная тень.

– Это же вы, Саламандра? Не правда ли? – крикнула я. – В тот раз вы мне помогли…

Я услышала высокий, похожий на звон колокольчика, смех. Или, возможно, это были колокольчики, которые звучали, как смех.

– В темноте. С фонарем. Я помню.

Я пошла на звук, но в замке, как всегда, никого не было. В незнакомом коридоре я оступилась.

– Не хотите со мной поговорить?

Звон колокольчиков становился все тише и тише, пока я не уверилась в том, что осталась одна.

Я вздохнула и поднялась к себе в комнату. Меня тревожила уклончивая мисс Давенпорт и еще больше тревожила неуловимая Саламандра.

Из всех обитателей миссии именно вышеупомянутую Саламандру мне еще только предстояло встретить. Мистер Бенджамин, когда его спрашивали об экономке, лишь мрачно бормотал об опасности изменчивого огня и, резко меняя тему, заговаривал о погоде.

Я собрала воедино некоторые представления об этой фейри, надо полагать, огненного толка. В конце концов, мне были хорошо знакомы воззрения Парацельса, который считал, что все фейри по своей сути относятся к природным стихиям, а в настоящее время не было причин думать, что он ошибался. Саламандра предположительно отвечала за домашнее хозяйство, а мистер Бенджамин всего лишь присматривал за домом, но труды экономки особых следов не оставляли.

Вздохнув, я извлекла бумаги, которые утром спрятала от мисс Давенпорт. Вся эта история, по крайней мере, давала мне время поработать над енохианской рукописью.

Очертания символов ускользали из головы. Из-за их непривычности отличать один от другого оказалось непросто. А поскольку я неспособна была и предположить, как звучал енохианский, то даже мысленно не могла их произносить. И все ограничивалось сравнением глифов друг с другом. Каждое слово требовалось скрупулезно занести в каталог. Это напоминало мои попытки выучить греческий по учебникам брата, тогда глаза восставали против чуждого алфавита. Теперь же меня смешили те искренние жалобы на несуразность греческого. Енохианский был намного, намного хуже.