Под маской англичанина - [13]

Социал-демократы были против меня. Люди со старым сознанием, такие как Олленхауэр, говорили: чего же хочет этот молодой человек, почему собственно говоря он эмигрировал, и чего он здесь хочет. Я думал про себя, что со своей точки зрения они отчасти были правы. Я же не был явным немецким политиком, я не принадлежал ни к какой партии, не имел никаких твёрдых внутриполитических целей, не говоря уже о правильных внешнеполитических целях. Я хотел лишь того, чтобы Гитлер по возможности не выиграл войну, наоборот — чтобы в результате войны он исчез. Сверх этого у меня не было никаких прочных политических взглядов. Они называли меня "политическим аферистом", "политическим дилетантом" — это были недружелюбные выражения для своего рода полуправды. Ведь политику я собственно узнал лишь в Англии. Ладно, прежде я был против Гитлера, но в Германии у меня не было никакого активного политического настроя, кроме как против Гитлера. То, что политика — это очень интересное и очень дифференцированное дело, впервые я узнал лишь в Англии, в основном лишь в "Observer".

Упрёки в отношении Вас увенчивались тем, что про Вас говорили: "До своей эмиграции он писал в нацистских газетах".

В этом смысле мне вовсе нельзя этого приписать. Кроме того, я не писал в нацистских газетах. Ладно, всё, что издавалось в Германии, можно было так или иначе назвать своего рода нацистской газетой, однако я никогда не писал в "Фёлькишер Беобахтер", в "Ангрифф" или в "Штюрмер", а писал я в этих безобидных иллюстрированных журналах — "Дама", "Коралл", "Новый мир моды" — на третьем этаже издательства "Ульштайн".

"Die Zeitung" финансировалась британским министерством информации. Какие интересы связывало с ней министерство информации?

Этого я точно не знаю ещё и сегодня. С одной стороны, возможно, хотели поддерживать моральный дух эмигрантов и "беженцев", с другой стороны, возможно, хотели в немецких "общинах" тогда ещё нейтральных стран Южной Америки по возможности создать нечто антинацистское. Нечто другое я не могу себе представить, потому что то, что мне представлялось, своего рода немецкий комитет, группировалось вокруг "Die Zeitung", что определённо Вам никогда не могло померещиться, за что я на Вас никак не могу обижаться.

Англичане не хотели преждевременно установить себе — с полным на то основанием — какую-либо определённую линию поведения в отношении послевоенной Германии. Они ещё не знали, что получится из Германии, и они должны были также думать о русских и об американцах. Тем, что они вообще разрешили существование чешского и австрийского комитетов — права решающего голоса у них не было — они давали понять, что хотят после войны самостоятельной Австрии и возрожденной Чехословакии. Что они планировали в отношении Германии, то они желали оставить при себе. Они не хотели иметь германского комитета; что должно получиться из Германии, они хотели решать сами, во всяком случае — участвовать в решениях. Также они ещё не знали, какие у них планы. Моя идея — федерализация или разделение внутри европейской федерации — наверняка играла некую роль во внутренних английских дискуссиях, не потому, что это была моя идея — я не столь заносчив, чтобы поверить в это. Того, что затем получилось — два государства, которые были организованы в противостоявших друг другу крупных союзах — этого, я полагаю, тогда не желал никто.

В какой мере министерство информации пыталось оказывать влияние на" DieZeitung"?

Они пытались непременно сделать это. У нас с самого начала был своего рода надзиратель. Он приходил на редакционные совещания. Это был симпатичный, вежливый человек. Он ненадолго вмешивался во всё и также охотно разрешал по возможности многое, но по определённым темам он говорил: этого мы предпочли бы не делать. Устанавливались границы.

Когда летом 1941 года умер Вильгельм II. — тогда я ещё был в "Die Zeitung" — я написал передовую статью и сказал в ней, что собственно говоря, следует весьма сожалеть о судьбе германской монархии. Если бы она была у нас, возможно мы были бы избавлены от Гитлера. Этого он не хотел видеть в газете. Это было слишком монархически и не было бы напечатано. Я вспоминаю об этом ещё потому, поскольку думаю, что это была очень оригинальная и хорошо написанная передовая статья, и мне было жаль её.

Курт Хиллер в своих мемуарах упоминает подобный случай цензуры.

Это была мимолётная и на самом деле печальная история. Хиллер не был глупым человеком, но он был ужасным склочником. Свое мировоззрение, которое по духу было аристократическим, антидемократическим, отчасти ни к чему не обязывающим (короли должны стать философами, а философы королями) он хотел положить в основу политики "Die Zeitung". Он написал цикл из трёх статей. Обе первых были ещё такими, что их можно было напечатать, и они также прошли у нашего надзирателя. Они были очень абстрактными. В третьей же статье он хотел действительно сказать, как должны дальше развиваться события, по возможности с ним в качестве президента новой Германии. Это не прошло у нашего надзирателя. Однако Хиллер с этим никогда не примирился. Он настаивал на том, что мы должны напечатать также и третью статью, и если мы уже не можем её взять, то мы должны ему по крайней мере заплатить за неё. Это мы тогда сделали, это была очень неприятная ситуация, и после этого мы расстались.