Под крышкой гроба - [25]

— Мир тесен. Зачем ты уехала из провинции? Чего тут хорошего, в этом чертовом городе?

— Предпринимательство. Нужно же как-то кормиться, одеваться. Мне казалось, что завод — не совсем для меня. Когда отец умер, у меня не было никаких шансов в этом городке. Сам понимаешь.

Я пододвинул поближе блюдце с орешками.

— Я-то уехал из своих мест не совсем добровольно. Меня подтолкнули. Ты много потеряла, если не слышала всю эту историю.

— Из разговоров взрослых кое-что до нас доходило. Но я как-то не вникала. Как раз перед моим отъездом было много шуму по поводу твоих двоюродных сестер. Мне это было ни к чему. Твое возвращение, видимо, большая неожиданность для них?

— Мой адвокат уже готовит их. Почему тебя так интересуют Бэррины?.

— Наверное, мне хочется услышать хоть что-нибудь о доме, о старых местах. С тех пор я там ни разу не была.

— Так давай съездим.

Она несколько секунд помолчала, с улыбкой глядя на меня, и согласно кивнула головой:

— О’кей. Когда?

— Завтра… если сможешь отпроситься.

— Мистер С. К. Кейбл по уши в долгу у меня, дорогой Келли. Я теперь достаточно долго смогу распоряжаться своим временем.

Глянув на часы, я увидел, что уже шел второй час ночи.

— Давай-ка провожу тебя домой. А то и выспаться не успеешь. Где ты живешь?

— Недалеко. Дойдем пешком.

Оставив деньги на стойке бара и прихватив горсть орешков, я подал Шэрон плащ.

— Пойдем, морской котик.

Она жила на Ист-Сайде, в высоченной коробке из стекла и бетона, примыкавшей к такой же башне, с общим входом, охраняемым бдительным привратником в ливрее.

Приветливо и искренне Шэрон предложила мне зайти и выпить чего-нибудь на сон грядущий. Она вошла первой, зажгла свет, мы разделись, и она повесила плащи.

— Ты пока наливай, — сказала она, указав мне на бар, — а я-пойду переоденусь в домашнее. И сухое. А тебе придется пострадать. Думаю, не захочешь щеголять в моем халате, — засмеялась она своим звонким смехом.

— Обойдется.

Наполнив бокалы, я обошел комнату, удивляясь холодной деловитости современного жилья. Все было по- американски функционально, в соответствии с типовым манхэттенским дизайном. Только спустя некоторое время до меня дошло, чего здесь недоставало. Квартира не имела лица. Это было просто… жилье. Как гостиничный номер.

Я почувствовал, что она наблюдает за мной из затемненного угла комнаты.

— О чем ты думаешь, Дог?

— Давно ты здесь живешь?

— Четыре года. А что?

— Не скажешь, что здесь живет девушка.

Я обернулся. Она вышла из темноты такая прелестная в своей тонкой кофточке, завязанной узлом под грудью, и простенькой юбчонке, колышущейся вокруг стройных ног. Полотенце, завязанное на голове тюрбаном, делало ее похожей на героиню «Тысячи и одной ночи». Сердце у меня екнуло, но я быстро овладел собой.

— Необычное наблюдение. Большинство мужчин этого не замечают. Но ты прав.

Взяв протянутый мной бокал, она удобно устроилась на диване, подобрав под себя ноги, и продолжила с улыбкой:

— Не могу назвать домом квартиру в Манхэттене. Просто я здесь живу. Даже не хочу украшать ее разными женскими безделушками. Предпочитаю подождать.

— Чего?

— Настоящего дома, который будет у меня.

Позвенев льдом в бокале, я пригубил его.

— Да ты положительная девочка. Уже выбрала кого- нибудь?

С лукавой улыбкой она ответила:

— Я уже обручена и могу позволить себе быть положительной.

— Кому-то здорово повезет, котенок.

— Знаю. — Поставив бокал, она встала и медленно подошла ко мне. Подняв руки, она обняла меня за шею, ее повлажневшие губы приоткрылись. — Хочешь, чтобы повезло тебе, Дог?

Поцелуй был необычный. Сначала медленный и легкий, затем он, как магнит, притянул нас друг к другу, потом стал неистовым, растворял ее тело в моем, наполняя меня жаром и безумным желанием. Узел блузки развязался, ее теплая нагота касалась меня, из ее губ вырвался слабый стон.

Когда я ее отстранил, мое дыхание было подозрительно прерывистым, и я ‘с трудом овладел своим голосом.

— Ты обручена, Шэрон. Забыла?

— Бывают моменты, когда я об этом легко забываю.

Я завязал узлом ее кофту.

— Не заставляй меня пыхтеть. А то я начинаю чувствовать себя одним из тех повес, которые околачивались на вечеринке у Уолта. Мне пора идти.

— Если хочешь, можешь остаться.

— Не могу.

— Почему? — она поддразнивала меня своей лукавой улыбкой.

— Со мной нет консервного ножа.

— Я тебе одолжу.

Мы. рассмеялись, и она вынула из шкафа мой плащ.

Дружески поцеловав ее на прощанье, я с глубоким вздохом заглянул в ее огромные глаза.

— Будешь шалить, котенок, получишь по попке.

— Чудесно!

— Я не это имел в виду.

— До завтра? — сказала она.

— До завтра.

Когда я вошел в квартиру Ли, гам грохотала война конца сороковых. Ли лежал на полу с подушкой под головой и пивом в руке, бессмысленно уставившись в телевизор. Рядом стояла переполненная пепельница. Когда я слегка тронул его носком ботинка, он вздрогнул и секунду смотрел на меня, не узнавая, потом пришел в себя.

— Приятель, когда ты движешься, за гобой прямо просека остается.

Подойдя к бару, я налил себе пива.

— А в чем дело?

— Ничего, ничего особенного. Чтобы подобраться к этой куколке Касс, надо готовиться, по крайней мере как к высадке в Нормандии, а тебе понадобилось всего пять минут, чтобы смыться с ней под ручку. Как это тебе удалось, Дог?