Под конвоем лжи - [198]

Последний отрезок пути они проделали прекрасно. Дважды им попадались полицейские кордоны, и дважды они проезжали мимо, сопровождаемые приветственными взмахами рук одураченных бобби.

Жилище Джека Кинкэйда, как он запомнил, находилось над гаражами. Увидев деревянную наружную лестницу с дверью наверху, Нойманн выскочил из кабины и поднялся по ней. Подойдя к двери, он привычным движением достал «маузер», затем негромко постучал, но не получил ответа. Тогда он подергал ручку. Дверь оказалась незапертой. Он открыл ее и вошел внутрь.

Сразу же ему в нос ударило невыносимое зловоние многодневного мусора, застоявшегося дыма от дрянного табака, давно не мытого тела, а над всем этим преобладал запах алкоголя. Нойманн нащупал выключатель и повернул его, но свет не зажегся. Тогда он вынул из кармана фонарь и включил его. Луч сразу же нащупал крупную фигуру мужчины, спавшего на голом матраце. Нойманн пересек грязную комнату и толкнул хозяина носком ботинка.

— Вы Джек Кинкэйд?

— Я-то Джек. А ты кто такой?

— Меня зовут Джеймс Портер. С вами договаривались, что вы отвезете меня на лодке.

— О, как же, помню... — Кинкэйд попытался сесть, но не смог. Нойманн направил луч света прямо ему в лицо. Мужчине было, по меньшей мере, шестьдесят лет; на его грубом отечном лице имелись все признаки, выдающие застарелого пьяницу.

— Малость выпили на сон грядущий, верно, Джек? — спросил Нойманн.

— Было малость.

— А которая же лодка ваша, Джек?

— «Камилла».

— Где она находится?

— Внизу, у причала. Как пойдешь, так не пройде...

Кинкэйд снова погружался в пьяное забытье.

— Вы не будете возражать, если я позаимствую ее на некоторое время, а, Джек?

Кинкэйд ничего не ответил, а громко захрапел.

— Большое вам спасибо, Джек.

* * *

Нойманн сбежал по лестнице и вернулся к фургону.

— Наш капитан не в состоянии никуда плыть. Допился до полной потери разума.

— А лодка-то есть?

— «Камилла». Он сказал, что она возле этого причала.

— На причале есть и кое-что еще.

— Что именно?

— Сами увидите через минуту.

Нойманн всмотрелся и увидел прохаживавшегося вдоль лодок констебля.

— Они, судя по всему, взяли под контроль все побережье, — заметил Нойманн.

— Просто стыд и срам. Еще одно ненужное убийство.

— Пора бы уже закончить с этим. Со вчерашнего времени я убил чуть ли не больше людей, чем за всю мою службу в Fallschrmjage.

— А зачем, по вашему мнению, Фогель послал вас сюда?

Нойманн не ответил на последнее замечание.

— А как быть с Дженни?

— Она отправится с нами.

— Я хотел бы оставить ее здесь. Теперь нам от нее не может быть никакого проку.

— Не согласна с вами. Если ее быстро найдут, она сможет много чего рассказать. И кроме того, если они будут знать, что мы взяли заложницу, то еще подумают о том, на какие меры можно пойти, чтобы нас остановить.

— Если вы рассчитываете на то, что они не решатся стрелять в нас, потому что на борту находится эта девушка, то вы ошибаетесь. Им известно, что мы представляем для них большую опасность. Они убьют нас всех, если сочтут это нужным.

— Что ж, чему быть, того не миновать. Она отправится с нами. Когда мы доберемся до субмарины, то оставим ее в лодке. Британцы спасут ее, так что за ее участь можно не опасаться.

Было ясно, что продолжение спора выльется в пустую трату времени. Кэтрин обернулась и сказала Дженни по-английски:

— Больше никакого геройства. Сделай хотя бы одно движение, и я всажу тебе пулю прямо между глаз!

Нойманн досадливо помотал головой, включил мотор, и фургон медленно двинулся по направлению к причалу.

* * *

Констебль, дежуривший на пристани, услышал звук автомобильного мотора, остановился и вскинул голову. Даже в темноте он разглядел, что к нему приближается полицейский фургон, и решил, что это странно: смена должна была прийти только к восьми часам. Он видел, как фургон остановился перед входом на пирс, видел, как из кабины вышли два человека. В темноте их было очень плохо видно, но через несколько секунд он понял, что это не полицейские. Это были мужчина и женщина; по всей вероятности, те самые беглецы!

А потом он испытал гнетущее ощущение бессилия. Он был вооружен одним только револьвером, изготовленным до Первой мировой войны, который то и дело заедал. Женщина решительно направилась в его сторону. Потом она вскинула руку. Констебль увидел вспышку, но, как ни странно, не услышал выстрела, а только приглушенный щелчок. Он почувствовал, как пуля ударила его в грудь, ощутил, что теряет равновесие.

Последним, что он видел в своей жизни, были грязные воды Хамбера, смыкавшиеся над ним.

* * *

Старый рыбак Йан Макмэнн был уверен, что, благодаря чистой кельтской крови, текущей в его жилах, обладает качествами, недоступными простым смертным. По его собственным словам, за те шестьдесят лет, которые он прожил на берегу Северного моря, он неоднократно слышал сигналы бедствия до того, как эти сигналы были поданы. Он утверждал, что видел, как призраки людей, пропавших в море, расхаживают по причалам и проплывают над водами гаваней. Он точно знал, что на некоторых судах водятся привидения, и никогда не подходил близко к ним. Все обитатели Клиторпса соглашались, что Йан Макмэнн говорит чистую правду, но про себя многие считали, что старик слишком много времени провел в открытом море.