Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - [169]

Наверное, и в наших краях путники довольно часто умирали на больших дорогах во время долгих переходов пешком.

Это распространенное явление на Востоке, причем такая участь постигает не только бедняков. Будда тоже скончался во время одного из странствий в сопровождении нескольких учеников, а по дороге из Сычуани в Сикан я стала свидетельницей скоропостижной смерти, вызванной явно не слабостью.

Я следовала через Дашаньлин и на очень крутой дороге, поднимавшейся к перевалу, заметила одинокого путника-китайца; он нес ящик, сквозь приоткрытую крышку которого виднелся столярный инструмент. Стояла скверная, холодная погода, с внезапно начинавшимся дождем и градом. Носильщикам моего портшеза трудно было удерживать равновесие; чтобы облегчить им задачу, я пошла пешком вслед за ремесленником. Он не проявлял никаких признаков усталости и медленно, но уверенно продвигался вперед.

Когда мы добрались до вершины перевала, на нас обрушилась буря; ветер сорвал и унес навес моего портшеза. Я поспешила вниз по тропе и бежала до тех пор, пока не наткнулась на две соломенные хижины. Это было не бог весть какое укрытие, ибо их крыши протекали, но мне надо было где-то дождаться оставшихся позади кули.

Я оставалась там с полчаса, как вдруг началась суматоха. Из соседней хижины выскочили люди и принялись о чем-то просить хозяина дома, в котором я находилась. Тот отчаянно махал руками и громко кричал, не поддаваясь на уговоры. Я поняла, что «кое-что» следует отнести «кое-куда» и что владельцы обеих хижин не желают держать у себя это «нечто».

В конце концов мне стало ясно, что речь идет о теле внезапно скончавшегося столяра, которого я встретила на дороге. Вероятно, он пришел сюда немного позже меня, так как я. его не видела. Очевидно, у бедняги произошло кровоизлияние в мозг от холодного ветра, что и свело его в могилу.

Эта трагедия произошла прямо в горах. Впоследствии я узнала, что ремесленник возвращался домой, завершив работу где-то на краю провинции.

Несмотря на расположенное поблизости кладбище с разыгрывавшимися там мрачными представлениями, траурные процессии, шествовавшие одна за другой мимо моего дома, а также смертные казни, происходившие в двух шагах от него, эпитет «отрадная», в шутку присвоенный мной близлежащей местности, временами оказывался точным без всякой иронии.

Это происходило главным образом, когда японские самолеты, рыскавшие возле приграничных областей Сикана, сеяли здесь тревогу. Сирена была установлена в центре города, но ее слишком слабый звук не достигал окраин. Чтобы устранить этот недостаток, была придумана сигнальная система. В разных местах водружались маленькие флажки, и полицейские разгуливали по городу со стягами в руках. Желтый флаг означал: самолеты движутся к Сикану, красный — они пересекли границу провинции, черный — они приближаются к нам.

Вскоре обитатели Дацзяньлу перестали выходить йз своих домов при виде желтого стяга или при первых завываниях сирены. Эти сигналы видели и слышали слишком часто, а самолеты так и не показывались. С появлением красных флагов начиналось массовое движение за пределы города, а черные флаги наряду с прерывистыми гудками сирены были причиной поспешного бегства — относительно быстрого, а не панического: китайцы и кампа отнюдь не впечатлительны.

В такие периоды близлежащее кладбище приобретало новый, неожиданный и далеко не печальный облик. Для горожан не было оборудовано ни одного бомбоубежища. На открытой местности они являли собой прекрасные мишени для авиапулеметов, способных уничтожить сотни людей в мгновение ока; здешние обитатели, похоже, об этом не думали. Они лишь старались поскорее выбраться из своего городка с деревянными домиками, теснившимися в ущелье. Было бы достаточно двух-трех зажигательных бомб, чтобы превратить его в пылающий костер.

Каждый хватал самые ценные вещи и устремлялся к ближайшему полю. Для жителей южных районов таким «полем» служило большое кладбище.

Люди располагались группами среди могил либо садились на поросших дерном холмах древнейших захоронений и принимались болтать и смеяться, явно наслаждаясь приятным отдыхом на свежем воздухе.

Воздушные тревоги участились, и беглецам приходилось все дольше оставаться за пределами города, ворота которого в такие моменты запирали; люди стали брать с собой провизию и устраивать трапезы на могилах, чем не преминули воспользоваться находчивые китайские торговцы, зачастившие сюда со своим товаром: фруктами, сухарями, леденцами и сигаретами. Затем на кладбище появился какой-то трактирщик с походной кухней, снабжавший земляков лапшой и горячими сосисками. Другой купец стал торговать местной, ужасно крепкой водкой, от которой исходил такой же запах, как от нашей сивухи. После этого простолюдины, которые и до этого не выглядели слишком напуганными, совсем развеселились.

Однажды во второй половине дня священник притащил под полой освященное облачение, украденное им из часовни миссии. У него из-под пальто с оторванными пуговицами выглядывала белоснежно-золотистая перевязь, изумившая тех, кто ее видел. Праздные зеваки разыскали в толпе китайцев-христиан и принялись их расспрашивать. Очевидно, эти люди отвечали им нечто вроде: «Он похитил нашего Бога», ибо один толстый местный купец изрек такую мудрость: «Вместо того чтобы находиться под защитой своего Бога, он сам решил его защищать». Но это было произнесено добродушно, без ехидства. Было ясно, что славный китаец хотел лишь этим сказать, что у иностранцев странные боги, и он отнюдь не собирается осуждать чужие обычаи и нравы. Этим иностранцам не понять законов китайской логики.