Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - [167]

Если хоронили мужчину, мужчины следовали за гробом первыми. Если речь шла о женщине, женщины возглавляли шествие, а мужчины шли за ними.

Перед началом церемонии ее участники обычно получали траурные знаки: цветок из белой бумаги, который следовало приколоть к одежде, либо ленту из белого хлопка, которую полагалось обмотать вокруг головного убора. Ближайшие родственники одевались во все белое, и, согласно этикету, у их костюмов не должно было быть подрубленных краев. Разумеется, лишь обеспеченные люди придерживались этих правил в отношении траурных нарядов, но перспектива заполучить даром один-два метра белого хлопка побуждала многих присоединиться к погребальному шествию. Цены на ткани в ту пору сильно выросли.

Дойдя до окраины города, процессия останавливалась. Покончив с работой, все музыканты разом принимались играть на своих инструментах, поднимая страшный шум. Грохот продолжался несколько минут, а затем музыканты вперемешку с толпой возвращались обратно; вместе с ними шли и знаменосцы, направлявшиеся со стягами в дом покойного, где их ждали еда и подаяние.

Между тем с гроба снимали саван и символическую веревочную упряжь. Женщины громко плакали и причитали, одни искренне, другие — повинуясь традиции. Их жалобные вздохи и возгласы слышались уже во время шествия, но они приберегли крайние изъявления своих чувств для заключительной сцены.

Из-за этих криков и завываний, перемешанных с какофонией гобоев и тибетских труб ламаистов, соперничавших с кимвалами даосов, похороны были лишены торжественного величия, приличествующего смерти. По контрасту они напомнили мне другое погребальное шествие, которое я наблюдала в Киото. Хоронили какую-то важную персону, и четверо сыновей усопшего, участвовавших в траурной процессии, были одеты в пеньковые костюмы и обуты в соломенные сандалии. Они шагали медленно, навытяжку, словно роботы, с невозмутимыми лицами и сухими глазами, устремив в пространство застывший взор. Самый юный, мальчуган лет девяти-десяти, держался так же сурово, как и его старшие братья. Наверное, эти молодые люди любили своего отца и, возможно, испытывали сильную скорбь, но кодекс чести, который их приучили блюсти, запрещает всякие внешние проявления сокровенных чувств. До чего же впечатляющими были эта процессия, шествовавшая в полной тишине, и стоическое поведение сыновей покойного!

Когда вся эта суматоха внезапно прекращалась, покойного среди безлюдных гор до места его последнего приюта сопровождали один-два родственника мужского пола, а порой только носильщики. Последнего… не всегда: усопший мог лишиться его по вине одного из вышеописанных происшествий или других событий; кроме того, грифы и бродячие собаки всегда были начеку.

Разумеется, не все погребальные шествия были настолько пышными, как те, что я описала. Мне доводилось видеть и очень скромные похороны, без знамен, музыкантов и представителей духовенства, которым нечем было платать, ибо в Китае и Тибете, как и у нас, религиозные обряды совершаются не бесплатно. На мой взгляд, погребение бедных были достойнее и трогательнее прочих.

Похороны тибетцев, не перенявших китайские обычаи, как правило, были простыми и происходили рано утром.

Покойник не лежал в гробу, а сидел в портшезе со скрещенными ногами и сложенными руками, надежно удерживаемый в этом положении веревками; затем тело, накрытое покрывалами и шарфами, относили в какое-нибудь уединенное место в горах, где уже был разведен костер. Там труп сжигали, в то время как ламы читали священные тексты.

У мусульман погребения также очень незатейливые; в основном они обходятся без гробов, в соответствии со своей верой, и лишь заворачивают тело в циновку.

Китайцы не торопятся хоронить покойников, и те могут лежать в массивных гробах неделями, а то и месяцами. Незамедлительными бывают лишь похороны бедняков и простолюдинов. Чем богаче семья усопшего, чем выше ее общественное положение, тем дольше откладывают погребение.

Эта давняя традиция вряд ли сохранится в Дацзяньлу, на тибетской территории, где китайцы являются пришельцами и где не существует древних родов. Тибетская знать большей частью состоит из крайне обедневших людей, слившихся с народом или с мелкой буржуазией. Тем не менее иногда какое-нибудь семейство богатых купцов позволяет себе такую роскошь, как очень позднее погребение, и приглашает буддийских монахов или даосских священников, а зачастую и тех и других, читать священные тексты возле гроба несколько дней кряду.

Одна из таких семей, со многими членами которой я была лично знакома, устроила своему главе столь пышные похороны, что это вызвало всеобщее восхищение.

Траурная процессия наподобие тех, что я описывала, прошла через город, после чего гроб в сопровождении знаменосцев и музыкантов был доставлен на гору в окрестностях Дацзяньлу. У покойного купца имелся там огороженный участок земли, на котором раньше стоял небольшой домик. В этом месте соорудили навес и напротив него разбили два шатра.

Гроб поставили под навес, а в шатрах расположились монахи из близлежащей обители. Им предстояло жить там в течение месяца, не испытывая нужды в еде, которую им приносили каждый день, и ежедневно совершать три панихиды: на рассвете, в середине дня и на закате. Они были вольны проводить остальное время по своему усмотрению, при условии что один из них должен постоянно находиться возле гроба. Монахи обзавелись большой собакой, и цель состояла не в том, чтобы предотвратить бегство трупа или его фантома, а в том, чтобы не допустить кражи золота и других ценных предметов, покоившихся в гробу вместе с телом.