Под флагом «Катрионы» - [73]

И она подумала: «Ага, попался!»

– Я пишу потому, что не писать не могу, – спокойно ответил Стивенсон. – Я пишу для себя, Фенни, но адресуюсь к тем, кто еще в состоянии слушать и понимать увлекательнейшие истории о мужестве, чистоте и уважении к человеку. Я хочу сохранить в себе художника, Фенни!

– Художник – это человек, – запальчиво возразила Фенни. – Сохраняя одного, ты сберегаешь другого. Бессознательно губя человека, ты губишь и художника, Луи!

– Значит, плыть в обратную сторону? – задумчиво проговорил Стивенсон. – Ты в панике оттого, что капитан Рейд роздал почти всё продовольствие, от твоих нарядов осталось только то, что на тебе… Но ведь на Самоа можно ходить голой, Фенни! Там всегда лето, там жарко, и люди там чисты, как в первозданные дни! Если тебя беспокоят деньги, то на текущем счете в Гонолулу у нас лежит что-то около сорока тысяч долларов…

– Ты о другом! – воскликнула Фенни и стала быстро и нервно ходить по диагонали каюты – пять шагов в одну сторону, пять – в другую. «Экватор» ритмично покачивала крутая океанская волна.

– В Европе я умру, – сказал Стивенсон.

– Есть Америка, – тоном напоминания произнесла Фенни.

– Ее я ненавижу, – торгашество и обман, – усмехаясь проговорил Стивенсон. – Меня тянет моя мечта – Самоа. Через год мне сорок, Фенни. Мечта сбывается. Ты со мною. Со мною моя мать. Со мною мое желание служить людям.

– Людоедам? – Фенни расхохоталась.

– А почему они стали людоедами? – прищуриваясь, спросил Стивенсон.

– Не стали, а остались, – возразила Фенни,

– Ты права; но всё же – почему?

– Я не занималась этими вещами, не учила, не читала, не знаю. – Фенни взяла из портсигара мужа папиросу, прикурила от тлеющего окурка в пепельнице и шумно затянулась. – Не знаю и знать не хочу!

– А я знаю, – сказал Стивенсон. – На Самоа меня тянет с детских лет. Кроме того, моя дорогая, жизнь дается один раз. Необходимо прожить ее интересно и с уважением к самому себе. Ну, а на Самоа ты можешь оставить меня, уехать…

Улыбнулся и добавил:

– Любовь вольна, как поет о том Кармен. Помнишь?

Глаза Фенни загорелись. Она присела на постели в ногах мужа и, медлительно выпуская дым колечками, которые ей удавалось искусно вдевать одно в другое, мечтательно проговорила:

– Я так соскучилась по музыке, Луи!.. Сплю и вижу себя в театре, на вернисаже в залах Кариеджи, в гостях у Родена…

– О, какую скульптуру увидим мы на Самоа! – восхищенно произнес Стивенсон. – Только там, Фенни, настоящее искусство. Какие примеры нравственности пройдут перед нами! И мы… я, во всяком случае, помогу им сохраниться.

– Будешь ссориться с консулами, ввязываться в неприятности, наживать врагов, – насмешливо отозвалась Фенни, и Стивенсон добродушно согласился:

– Да, наживу врагов, буду ссориться, просить, указывать, протестовать. И все те, кого ты пренебрежительно называешь людоедами, полюбят меня, Фенни. Впрочем, людоедов на Самоа нет.

– А короли? – язвительно усмехнулась Фенни.

– Короли всюду людоеды, – ответил Стивенсон. – Почитай историю.

– Я хотела бы знать, что нового в книжном магазине Ховарда на Мэчисон-авеню, – вздохнув, произнесла Фенни. – Я еще не читала нового романа Уайльда… Прости мне, Луи, мою хандру! Каждый чем-нибудь болен. У меня, кажется, куриная тоска по насесту…

Удивительнейшее путешествие… Когда Стивенсон рассказал о мечтах своих капитану «Экватора», мистер Рейд почтительно, как перед начальником, вытянулся, поднял голову и сказал:

– Сэр! Осмелюсь заметить, что вы очень похожи на свои книги! И книги ваши – это чудесное предисловие ко всему тому, что ожидает вас в жизни!

– Благодарю вас, мой друг! Сама судьба послала мне в качестве капитана уроженца Шотландии. Выпьем за нашу дорогую родину, мистер Рейд! Вот в этом шкапу вы найдете бутылку малаги. Спасибо. Потихоньку от всех, хорошо? Поверните ключ в замке, мой друг! Вот так. Наливайте вино. За Шотландию!

– За Шотландию и Стивенсона, сэр! – провозгласил капитан и, подняв свой бокал, сделал несколько глотков, посмотрел на себя в зеркало, висевшее над круглым маленьким столиком, и разом осушил бокал до дна. – Я счастлив, сэр, что вы на борту моей шхуны!

– За плавающих и путешествующих! – вторично поднимая свой бокал, произнес Стивенсон. – За всех хороших людей на суше и на море, и чтобы им было покойно и лучше, чем сейчас, мистер Рейд!

Седьмого декабря 1889 года в утреннем тумане показался берег Уполо. В бинокль можно было рассмотреть высокую гору и у подножия ее – порт Апиа. Капитан сказал Стивенсону, что через три часа «Экватор» закончит свой рейс.

– И я расстанусь с вами, сэр, – печально добавил капитан. – Если позволите, я напишу вам, а вы, может быть, иногда, на досуге…

– Непременно отвечу, непременно! – Голос у Стивенсона задрожал, рука, которую он положил на плечо капитану, затряслась. Ему вдруг захотелось, чтобы плавание продолжалось еще месяц, два, полгода, год…

Глава пятая Усталый охотник

К привычному и уже ставшему неощутимым запаху океана вдруг примешался острый и клейкий аромат каких-то растений. Фенни сказала, что это ваниль, но Ллойд принялся спорить, утверждая, что ванильное дерево сейчас еще не в цвету и, следовательно, ветер принес какой-то другой запах. Стивенсон сказал, что так должна пахнуть жизнь на острове Уполо, что вот этот аромат знаком ему давно, – он снился, он мог вызвать его напряжением воображения и неких внутренних сил, хорошо знакомых каждому человеку.