Под дном морским - [38]

Эта перемена приятно поразила Аконта, а ее вопрос «Как я очутилась среди вас? Где вы меня нашли?» привел его в такое возбуждение, что он совершенно забыл об утомлении и как мог рассказал ей, что видел и как ее оживил.

К его удивлению, оживление не особенно поразило ее.

— У нас это бывало.

Эта реплика привела Аконта в полное недоумение.

— Когда бывало?

— Тогда, когда мы жили в замке.

— Вы умирали, — спросил Аконт, — и вас оживляли?

— Да.

Аконт забыл, что он раздет и так энергично двинулся на кровати, что одеяло сползло с него. Он и не обратил бы на это внимания, если бы по лицу красавицы не пробежала легкая тень.

— Извиняюсь! Не можете ли вы рассказать подробнее?

— Охотно, — вы так много сделали для меня. Вы меня оживили. У нас в замке был такой порядок. Мужчина, ожививший женщину, становился ее повелителем. Это ваше право.

Становилось неловко. Право было предоставлено очень решительно и, по-видимому, отказ от него мог быть истолкован, как оскорбление. Надо было как-то выходить из положения.

— Если это право, то, конечно, я от него не откажусь, — сказал Аконт, — но сейчас я вас очень прошу продолжать рассказ.

— Скажите, — спросила в свою очередь красавица, — вы тоже пираты? Вы покорили нас, умертвили всех, оставив только нас двоих?

Было очевидным, что рассказа Аконта она не поняла — и не поймет. Это было выше ее понимания, выше того запаса сведений, каким она владела. Только постепенным развитием можно было поднять ее на уровень понимания всего происшедшего.

— Да, — как-то неуверенно сказал Аконт.

— Или, может быть, — и в глазах появился огонек, — вы от испанского короля — вы его солдаты?

— Нет, нет, — поспешил ее успокоить Аконт, — мы настоящие пираты, мы победили вас.

«Черт знает, куда залез», — подумал Аконт. Но он готов был бы назваться римским папой, чтобы узнать тайны поддонного замка.

— Мы считали наш остров неприступным и поэтому там не было вооруженной стражи. Мы жили без страха — подступиться к нам никто не мог. Вы первые победители — и вам принадлежат по праву все женщины и все сокровища.

— Сколько же было женщин и сокровищ?

— Двадцать шесть, я — двадцать седьмая и пять оживленных.

«Одно из двух, — подумал Аконт, — либо бредит, либо мы многого не доглядели и во многих местах не побывали».

— Старший пират владел красивейшими женщинами, которых привозили на остров. Тут были африканки, индианки, светлые северянки, японки, китаянки.

Когда яркая молодость начинала покидать женщину, ее отводили в особую комнату и там погружали в сон. О, это делалось очень искусно. Она спала, и каждый из мужчин, которому она нравилась, мог приходить и пытаться ее разбудить. Разбудивший становился ее властелином. Если же это не удавалось, ее передавали особому человеку, который опускал ее в воду. Это была замечательная вода — от нее все живое переставало гнить и сохранялась молодость на всю жизнь. Ее укладывали в постель, наряжали в лучшие одежды.

Раз в год устраивался праздник, на который съезжались самые именитые, самые сильные пираты, отцы и деды которых сложили этот замок.

Начинались игры, состязания. Было столько разных состязаний, сколько было занятых кроватей в большом круглом зале, где спали уснувшие женщины.

Призом был поцелуй спавшей красавицы.

В этот день убивались все пленники, все враги пиратов, в этот день их судили в зале, где на высоком троне восседал старейший из пиратов.

Одних сжигали живьем, других ставили в колоды, третьих клали в ящики. Больше всего сжигали.

Глубокой ночью победители уходили в круглый зал.

Право первого выбора красавицы предоставлялось тому из пиратов, кто привозил самого вредного и знатного пленника. Как только над ним совершался суд, его владетель получал право входа в зал спящих красавиц.

Так один за другим входили пираты в зал. Последнему доставалась оставшаяся.

Оживить никому не удалось. Пират имел право трижды поцеловать в уста. Он клал драгоценности, как свою дань, в ларец красавицы.

Ты первый, — сказала красавица, — который оживил уснувшую — ты получаешь меня на всю жизнь — никто не смеет отнять меня у тебя.

С этими словами она порывисто встала и обвила сильно и страстно шею Аконта. Горячие и красивые губы впились в его уста.

Голова пошла кругом. Пьянило и одуряло… неизвестно, как развернулись бы события дальше, если бы в каюту не вошел Макс, за которым шел Генрих с ящиком. Он опешил при виде этой картины.

Красавица гневно повела глазами и васильковый отлив стал темно-синим. Она резко повернулась к Максу и, сказав:

— Ты не настоящий пират, — вышла из каюты.

— В чем дело? — спросил Макс.

Аконт не сразу ответил. А затем рассказал доподлинно все, что было. Максу эта история показалась не совсем правдоподобной. Как бы невзначай, продекламировал:

— «Любви все возрасты покорны», — и прибавил: — А она, право, недурна и вкус у вас недурен.

Генрих от изумления вытаращил глаза. Это уже было не изобретение и не аппарат, а настоящий поцелуй, правда, облеченный в легенду, но слишком жизненный, о чем говорили глаза Аконта.

Создавалось фривольное настроение, несколько коробившее Аконта. Чтобы прекратить разговоры на эту тему, он быстро оделся, взял аппараты и серьезно, как будто ничего не было, начал объяснять Максу их назначение.