Под чужими звездами - [63]
— Понял все. Сочувствую, но оставить вас на борту не могу. Вы значитесь в списке «Мариголлы». Как моряк вы знаете, что такое судовой список. По нему вас будут принимать в Иокогаме. Скрыть ваше отсутствие нельзя. Спрятать вас мы не имеем права. Советские моряки никогда не нарушают международных правил мореплавания.
Все внутри у меня оборвалось: «Нельзя! Нельзя!» — стучало в мозгу. Я молча встал и, как слепой, чуть не запутавшись в портьере, вышел из каюты. Понимая разумом, что капитан прав, я болезненно переживал этот новый удар.
Через неделю мы причалили в Иокогаме. Сразу же на борт явились американские военные моряки. Было как-то странно видеть в японском порту белые шапочки американских моряков. Нас по списку выстроили на палубе и после переклички отвезли в госпиталь.
Выйдя из госпиталя, я послал Аленушке телеграмму. Она еще раньше узнала о нашем спасении. Радио донесло эту весть в Сан-Франциско. Однако в сообщении ни слова не было о том, что нас подобрали советские моряки. «Урала» в это время уже не было в Иокогаме, и нам было больно, что мы не смогли как следует поблагодарить русских моряков за спасение.
Дня через два приехал чиновник из Токийского посольства. Он много не говорил. Дал деньги и билет на пассажирский пароход в Америку. Ну это уж дудки! В США больше не вернусь. Я порвал билет. Чиновник посоветовал живее убираться из Иокогамы. Я не внял его совету. Взяв свой чемодан, вышел в город.
Россия была почти рядом. Всего двое-трое суток пароходом. Буду дожидаться случая. В конце концов не для того я спасся в океане, чтобы возвратиться в Америку. Начались тяжелые дни голода и безработицы. Тщетно рыскал я с утра до сумерек по пристаням. Лишь иногда случалось поработать на погрузке американских судов или подежурить вместо пьяного берегового матроса на причале. Не каждый день мне удавалось съесть миску риса да несколько сушеных рыбок. Деньги, полученные в посольстве, я сразу послал Аленушке: ей они были нужнее, чем мне. А я выживу, выживу и доберусь до Родины! Она так близко!
И вдруг счастье по-настоящему улыбнулось мне: на английский пароход «Холмия» срочно понадобился матрос.
14
Туман клубился над бухтой, когда «Холмия» прибыла на рейд Золотого Рога во Владивосток. Я стоял на носу. Дрогнула, загрохотала цепь, и якорь упал в изумрудную воду. «Стоп, машина!» — закричал в телеграф капитан. Судно замерло, натягивая якорную цепь, и задрожало, как внезапно остановленный конь.
Справа передо мной тянулась набережная Владивостока. Родина! Родная земля! Я прибыл к тебе!
Весь день я ходил сам не свой. Сначала томил этот желтый карантинный флаг, висевший на гротмачте. Потом пришли таможенники. Я с замирающим сердцем смотрел на русские лица, на фуражки со звездочками. Боясь выдать себя, спрятался в кубрике, обдумывая, как уйти с судна. Старательно выутюжил свой костюм. Начистил туфли. И все уложил до мелочи. Один таможенник, небрежно осмотрев кубрик, сказал: «Смотри, Ваня, какая глупая морда у этого матроса».
Я чуть не взорвался. Эх, если бы они знали, этот матрос не глуп, а просто… Впрочем, согласен! Я слонялся по судну в ожидании вечера. Скорей бы, скорей бы на берег! Наконец пыхтящий буксиришко подтащил нашу громаду к причалу. Цепочка кочегаров и матросов вытянулась к каюте ревизора, выдававшего жалованье.
Капитан объявил:
— Я знаю, сукины дети, паразиты и мошенники, что напьетесь до чертиков. Пропьете все и не явитесь на судно. Многие попытаются устроиться на американские или японские суда. А поэтому даю только половину жалованья. Остальное получите в Сингапуре. Понятно? Выйдем из Владивостока и тогда…
Матросы заворчали. Тогда этот крокодил в капитанской фуражке заявил, что вообще не отпустит на берег. Я испугался, но, на счастье, кэп не выполнил своей угрозы.
Спускался вечер. Все поспешили в город. Остались только один дежуривший у трапа матрос и вахтенный кочегар Майкл. Я взял свой чемодан и поднялся на палубу.
— Что, контрабанду тащишь? — усмехнулся дежурный матрос, посмотрев на меня. — Смотри, русские поймают — башку оторвут.
Не отвечая, с замиранием сердца я сошел вниз. Я ступил на русскую землю! Поспешно перелез под вагонами товарного поезда и сразу же попал на полную огней улицу. Мимо продребезжал трамвай с ярким лозунгом «Да здравствует 1 Мая!» Я огляделся, сдерживая дыхание. На всех домах алели праздничные полотна, транспаранты и панно. Все улицы были в нарядном убранстве.
Свернув налево, я вздохнул полной грудью, пошагал вперед, еще не зная, куда идти, и в то же время ощущая, что я иду правильной дорогой — дорогой счастья.
Родина! Я прибыл к тебе! И что бы ни случилось, я не уйду отсюда. Прощай, океан, начинается новая жизнь!
ЭПИЛОГ
После того как я получил советский паспорт, совершил большую поездку по родной стране. Прежде всего я побывал в Москве. Я увидел древний Кремль, Мавзолей Ленина. Сколько раз я мечтал об этом в трущобах Нью-Йорка, в фавелах Рио-де-Жанейро и на рудниках в Ориноко. Мне грезились кремлевские стены в кубриках пароходов, в камере Синг-Синга и на дорогах запада в Америке.
Когда случайно в океане или на пути в Сан-Франциско я ловил звуки советского гимна, то передо мной вставали эти кремлевские башни. И теперь все это было наяву!
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.