Под чужими звездами - [62]
Ураган бесновался в океане во всю силу, разбивая и потопляя все на своем пути. С судов тоже посылали в эфир умоляющие призывы:
— Спасите наши души! Спасите наши души!
— Тонет японский лайнер «Иоси-мару»!
— Потерял управление немецкий «купец» «Эдмонд»! SOS! SOS!
— Погибает пассажирское судно «Аризона». Спасите наши души!..
Мы оказались почти в центре урагана. Вся команда сбилась в кают-компании. Капитан Робинс приказал надеть спасательные пояса. Попробовали спустить шлюпку, но ее сразу разбило о борт. А вторую, как щепку, с ворчанием унесли волны. Положение становилось критическим. «Мариголла» еще держалась на воде, но, постепенно напитываясь водой, как губка, погружалась все больше и больше в кипящий водоворот океана.
Казалось, спасения не было. Всему конец.
Я лежал ничком на диване в кают-компании, расстегнув спасательный пояс. Вынул обернутую в целлофан фотографию. Милая Аленушка! Что ты сейчас делаешь? От фотокарточки слабо пахло жасмином. Слева от меня лежал штурман Сэнди. Рядом с ним — боцман Гарроу. Сидя в углу, механик Нильсон в полузабытьи шептал молитву. Судно садилось все ниже в глубину. Команды больше не существовало, было сборище отчаявшихся людей, которым предстоял один общий конец в холодной пучине океана.
Действовал лишь радист, он неутомимо посылал в пространство сигналы о помощи. Но кто придет и спасет нас? Кто рискнет подойти к тонущему судну? Через два-три часа мы все захлебнемся в зеленых водах океана.
Штурман Сэнди беззвучно плакал:
— И кто, кто виноват?! Мы должны погибать на этой старой калоше? Ведь знал, что судно идет на гибель. Ах, эти деньги! Ради них я пошел в рейс…
Опомнившись, штурман рассеяно оглядел нас, вновь что-то выкрикнул и, выбежав из кают-компании, бросился навстречу нахлынувшей волне, подхватившей и унесшей его в океан.
Я закрыл глаза. Представил себе Аленушку. Что-то делает сейчас она? Может, в эту минуту в ателье на ней богатые люди примеряют платье? Или же дома? Что-нибудь шьет? В последние дни Елена урывками шила какие-то странные вещи — крохотные рубашки, распашонки. Так мне и не придется увидеть нашу дочурку. И до Родины я не добрался. Родина-мать! Я так стремился к тебе все эти годы! Не сбылись наши с Аленушкой мечты.
Страшный удар исполинской волны потряс пароход. Вода с шумом ринулась в раскрывшиеся двери кают-компании. В потоках воды мы выкарабкались на палубу. Другая волна нависла над нашими головами, упала с рычанием и ринулась на полуют. Кряхтя и содрогаясь, «Мариголла» уже по инерции выползла на волну, чтобы нырнуть в другой вал. Вынырнет ли она из него? Сколько еще часов, минут продержится она на поверхности разъяренного океана?
Вдруг боцман, все время дежуривший на носу, привязавшись к брашпилю, закричал, что есть мочи: «Корабль! Корабль! К нам идут на помощь!» Все, кто мог, бросились к иллюминаторам кают-компании, выбежали на верхнюю палубу, рискуя быть унесенными бешеной волной. Цепляясь за скользкие поручни, я вместе с механиком вскарабкался на капитанский мостик, покинутый рулевыми. Вздох разочарования был заглушен ураганом. Никакого парохода не было. Боцману померещилось.
Но в последнюю минуту я увидел высоко вверху, когда «Мариголла» была стиснута двумя гигантскими водяными горами, большое судно… Это было советское судно, поймавшее наши сигналы о бедствии. Оно шло на помощь. Увидели пароход и остальные. Теперь глаза всей команды были прикованы только к нему, медленно подвигавшемуся к нам: Успеет ли русское судно дойти до нас, прежде чем волны захлестнут «Мариголлу»? Мы не могли идти навстречу ему, у нас не было управления, не работали машины. Прошло два, а может, и три часа, каждая минута из которых показалась нам вечностью. Но советский пароход «Урал» все же оказался сильнее стихии. Нас спасли в последнюю минуту. Когда промокшая, обессиленная команда «Мариголлы» очутилась на борту «Урала», — «Мариголла» захлебнулась в пучине океана. Опоздай советские моряки на полчаса, и мы кормили бы рыб.
Все были спасены, вся команда, кроме капитана Робинса. Старик не захотел уходить с мостика, следуя старой морской традиции. Он так и запечатлелся в моей памяти — суровый и печальный, с развевающейся серой бородой.
Нас спасли. Накормили. Отвели койки в каютах. Дали сухую одежду. Каждого из нас осмотрел судовой врач. «Урал» шел в японский порт. Тайфун умчался к азиатским берегам, и только крупная зыбь напоминала о нем. Не веря своему счастью, мы бродили по советскому судну.
Я решил зайти к капитану, поговорить с ним, попросить оставить меня на советском пароходе. Как стало известно, из Иокогамы «Урал» пойдет во Владивосток.
Я постучал в дверь капитанской каюты и, когда мне ответили, несмело перешагнул порог. Пожилой, чем-то напоминавший мне Петра Ивановича капитан в наглухо застегнутом кителе поздоровался со мной по-английски и пригласил присесть.
— Благодарю. Я русский… советский, — по-русски ответил я.
Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Сколько же вам лет? Молодой совсем. Что делали на «Мариголле»? Закуривайте.
Размяв в пальцах сигарету, я затянулся и начал свой рассказ. Капитан тоже закурил, открыл иллюминатор, чтобы вытянуло дым, и сказал:
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.