Под чужими звездами - [42]
— Не говори этого! — испуганно возразил владелец бывшего гуся. — Пусть коммунисты сами делают походы, а нам лучше в сторонке держаться.
— Ты разве не рабочий?
Негр подбросил хворосту. Костер взметнулся к небу.
Бродяга из Арканзаса, видимо, в прошлом батрак, с хрустом потянувшись, сказал:
— Эх, товарищи! Сейчас бы постель помягче, и походов не нужно. Мы ведь не русские, а простые американцы. Пусть дадут нам работу, пожрать — и хватит. Пусть политики занимаются всякими там демонстрациями. Если мне дадут заработать прилично, я буду согласен со всеми правителями.
— В том-то и беда, что не дадут, — тихо буркнул Чарльз.
— Глупости это. Оставим политику дядюшке Айку. Поговорим лучше о другом. Или давайте рассказывать смешные истории.
Я рядом с Ольсеном незаметно задремал. Блаженная сытость и тепло охватили меня. Растянувшись на обгоревшей траве, заснул. Не знаю, долго ли я спал, но проснулся от громкого сердитого разговора. Костер догорал, от золы и красных углей несло жаром. Все вокруг спали, и лишь двое парней о чем-то спорили:
— И не думай, Петер, в армию записываться. Сделаешь самую большую глупость в жизни. Ну что тебя тянет туда, дурень?
— Буду тобой командовать… — зло возразил батрак. — А чем плохо? Кормят, поят, одевают и жалованье дают. Вербовщик рассказывал, что тем, кого отправляют за границу, платят двойное жалованье. Это же лучше бродяжничества и батрачества у мормонов. А в армии очень приятно проводят время. Вон парни приехали из Японии и Кореи. Денег полно, и теперь к их услугам жратва, вино и белокурые девушки.
— Глуп ты. А ты знаешь, что тебя заставят стрелять, убивать людей, которых ты не видел и которые не сделали тебе зла. Эх, Петер, Петер!
— Не должно этого быть, — усомнился Петер. — А потом, ведь наши хотят порядок установить. Американскую культуру дадут.
— Им не нужно это. А тебя убьют… Не вернешься.
— Как не вернусь? В нас не посмеют стрелять, потому что мы самые сильные на свете. У нас атомная бомба…
— Бомба! Дурак ты. В общем, мой совет — не записываться.
— А я не хочу воевать, — сказал молчавший до этого молодой бродяга. Он проснулся и, как и я, слушал разговор парней. — Я не хочу убивать. Потому-то и убежал, получив повестку.
— Это не выход, — повернулся к нему проснувшийся Чарльз. — Если не хочешь служить, надо заявить прямо, чтоб все знали…
— А если посадят.
— Всех не пересажают. Другие задумаются, почему, мол, ты отказался, поймут. И тоже не пойдут в армию. Нам война не нужна. Она лишь богатым джентльменам из Вашингтона да Уолл-стрита необходима. Мы, простые люди, не должны воевать.
Петер, вставая, прохрипел:
— Это коммунистическая пропаганда. Если не будет армии, то придут русские и все заберут. Все наше богатство, всю нашу землю…
— А ты сильно богат? Только сапоги. А что русскими пугают, не верьте этому. Я-то видел достаточно русских во время войны в Германии. Они тоже не хотят войны. И первыми не начнут воевать.
— Боятся потому что. Ведь у нас атомная бомба. Как шарахнет, будь уверен!
— У них не слабее бомба есть. Но ведь дело не в бомбах, а в людях. Русские — мирные люди, и никогда не нападут на нас первыми.
6
Мы с Ольсеном забрались в пустой вагон и, продрогнув до костей, на заре благополучно выпрыгнули возле небольшого городка. Городок был расположен у подножья гор Сьерры-Невады, зубчатая цепь которых служила ему фоном. Пропустив громыхающий на стыках состав, перешли путь и поспешили на станцию. Городок Рино, облепленный у въездов рекламами фирм и вездесущей компании «Мейси», только просыпался. Домики из бетона и досок, церкви, стеклянные витрины, одноэтажные магазины, кинотеатры, неизбежные заправочные станции «Галфа» или «Еско».
Серо-асфальтовая дорога рассекала городок пополам. Много я видел захолустных городишек на своем пути. Все они до отчаяния похожи друг на друга. Иногда казалось, что нахожусь в одном и том же городе и никак не могу из него выбраться.
Ночью прошел дождь, и все дома, станционные постройки, площадь перед вокзалом и даже деревья с опущенными желто-красными листьями пахли сыростью. Голубой океан, к которому я стремился, казался мне безнадежно далеким.
Добравшись до площади, мы с Ольсеном сели на скамеечку передохнуть и поразмыслить, как добыть хлеб насущный. Зазвонили колокола на ближайшей церкви. И тут же заворчало радио. На площади становилось все оживленнее. Прошли строительные рабочие в одинаковых спецовках, неся нейлоновые мешочки с завтраком. Проехали, перекликаясь, несколько велосипедистов. С криком выбежала стайка школяров. Показалась негритянка в белом фартуке. Она толкала перед собой тележку со свежими булочками. Прохромал инвалид с кипой газет. Прошел величественный полисмен, блестя пуговицами и кокардой, вызвав в нас с Ольсеном легкий озноб. Он шествовал неторопливо и важно. Носатый аптекарь открыл свое предприятие. Полисмен вошел в аптеку; и в окно было видно, как аптекарь поклонился ему, что-то отвечая, и налил стакан виски. Полисмен сквозь стекло витрины посмотрел на нас невидяще и выпил. Ольсен непритворно позавидовал:
— Хорошо, когда есть возможность поутру подкрепиться порцией виски и съесть горячую сосиску!
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.