Под чужими звездами - [43]

Шрифт
Интервал

— Да, недурно, — поддержал его я.

— Везет же людям. Если бы у меня был большой рост и центнер весу, то пошел бы служить в полицию. Хотя сомневаюсь, чтобы меня приняли. Надо ведь еще иметь железное сердце.

Из-за угла выехал дребезжащий фордик. Остановился против нашей скамейки. Человек в круглой войлочной шляпе с обветренным красным лицом крикнул:

— Хелло! Ребята! Вы ничем не заняты?

Мы разом повернулись к нему.

— Хотите потрудиться? Есть отличное занятие на ферме.

Ольсен привстал и, шутливо приложив руку к груди, слегка поклонившись, сказал:

— Мы спешим на заседание конгресса в Капитолий, но для вас найдется немного времени, уважаемый.

— Отлично! Могу предложить, дорогие сенаторы, работенку на своей ферме.

— А в отношении монет, как положит господин плантатор?

Фермер рассмеялся.

— Вижу, вы шутник. Никакой я не плантатор, а фермер Стоун. Давид Стоун, хозяин фермы «Амалия». Ясно? Зерно и молоко. Ну а расчет после уборки, как везде. Еды вволю и бесплатная квартира.

— И гнуть спину от зари до зари?

— Конечно. Погода не ждет. Согласны? Или других возьму.

— Согласны. Только еще условие: нам нужны сапоги, а то наши совсем расползлись.

Стоун понимающе кивнул.

Мы поспешно залезли в машину. Немилосердно чадя и тарахтя, фордик выскочил за станцию. Дорога сначала петляла по степи, затем незаметно поднималась в гору. Перевалив через вершину, фордик стал уже веселее спускаться вниз, в долину.

Стоун внимательно рассматривал поле, в конце которого краснели постройки.

— Вот и мое хозяйство! — с гордостью проговорил он.

Мы подъехали к ферме. У ворот хозяина ожидали две женщины, одна постраше, другая молодая, очень похожие друг на друга — светловолосые и краснощекие, в одинаковых платьях и шерстяных косынках на плечах.

— Это моя жена и дочь Герта, — важно представил нам Стоун женщин.

Они мельком взглянули на Ольсена с его гитарой, на меня и принялись вытаскивать пакеты и свертки из машины. Не теряя времени, фермер отвел нас в помещение батраков.

Мы с другом поселились в каморке возле коровника вместе с двумя батраками, угрюмыми молчаливыми субъектами.

Батраки поднимались спозаранку. Наскоро позавтракав, они шли в поле. Надо было спешить с уборкой зерна. Меня приставили уборщиком на скотный двор. В чистых коровниках вкусно хрустели сеном сорок породистых коров. Это была гордость мистера Стоуна. С хозяйской дочерью Гертой приходили мы до солнышка в коровник, начинали трудовой день. У Стоунов была электрическая дойка.

Герта, обмыв вымя коровы, доила. Бидоны свежего пахучего молока быстро наполнялись. Моей заботой было оттаскивать их на площадку, где сонно постукивал мотором старенький грузовик. Герта возила молоко к повороту дороги, где машина компании Шпрингер забирала его вот уже пятый год. Как-то Стоун пожаловался мне:

— Какую цену Шпрингер дает за молоко, такую и приходится брать. Ничего не поделаешь, он хозяин. Я сам хотел соорудить маслобойку, но ничего не вышло. Шпрингер диктует цены, и мы в его власти.

Проводив с бидонами хозяйскую дочь, я принимался за уборку коровника, выпуская коров на пастбище. Коровы, важно переваливаясь, брели пастись. Герта, вернувшись, помогала мне. Широколицая, с плотно сжатыми сочными губами, молчаливая, она не уступала в работе мужчинам. В ней мало было девичьего. Но по воскресеньям Герта преображалась. В шелковом платье, пышущая здоровьем девушка с модной прической походила на городскую барышню, если бы не ее красные, натруженные руки. Парни с соседних ферм поджидали Герту, гуляли с ней в Рино и возвращались, провожая ее до ворот, но не заходя на ферму. Она считалась завидной невестой в округе.

Вечером, когда мы, уставшие, усаживались за стол, хозяйка вываливала на блюдо картошку, щедро политую маслом. Ставила снятое молоко, а случалось, и кувшин кислого вина. Положив на колени большие натруженные руки, она смотрела, как мы ели, перебрасывалась словечком со старшим батраком о хозяйских делах.

Мистер Стоун тоже нередко наведывался к нам. Он работал наравне с нами, любил пошутить и посмеяться. Гордился тем, что он простой трудовой человек.

— Сам все своими руками сколотил. Пришел сюда перед войной. Купил землю и развалюху. Взял кредит на машины. Трудно было начинать Не успеешь собрать урожай, плати за удобрения, за семена. Кое-как крепились. Через пять лет у нас было с десяток коров. Построили домик. Началась война. Дела пошли веселее, везде требовался хлеб. После войны я смог нанимать на сезон батраков Завел электродойку. Соседи мормоны приходили смотреть на нее, бранились, но также заводили у себя новшества. В округе я прослыл образцовым хозяином. В Кармон-Сити сам губернатор Руск вручил мне на осенней выставке грамоту за отборное зерно. Да и в этом году я получил хороший урожай. Вот только бы расплатиться за машины.

— Расхвастался! — неожиданно перебила своего мужа миссис Стоун. — Подожди, как еще с компанией расквитаешься.

— Все будет в порядке. Видишь, какое зерно! Во всей округе такого не найдешь.

Мы укладывались спать на жестких постелях в своей конуре. Когда еще было тепло, я спал в коровнике на сене, но затем перебрался в общую комнату батраков. Наработавшись за день, мы тут же засыпали. Даже неуемный Ольсен засыпал мгновенно, позабыв о своей гитаре.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.