Под чужими звездами - [18]

— Это у меня притон! — взвизгнула тетушка Салли, выбегая из-за стойки. — Да я вас выставлю, чертовы дети, если вы такого мнения о моем ресторане! Убирайтесь на свою коробку, если не нравится у меня…

— Ладно, миссис! Я лучше выйду. — Негр примирительно улыбнулся, вставая со своего места. — Все равно я допил свою порцию и больше не хочу.

Меня вдруг охватила злость. Схватив негра за руку, я решительно сказал:

— Сиди, друг! Не поддавайся этим гадам!

Моряки с «Осси Моллер» с удивлением и злобой глядели на меня.

— Тебе что надо? Постыдился бы сидеть рядом с черномазым… Заступник какой!

Вскочив, я сжал кулаки и, дрожа от ненависти, ответил:

— Он сидит на своем месте и не трогает вас Он такой же трудовой человек, рабочий, как и мы…

— Что еще за защитник? Что за подонок… — Матрос не успел закончить, как я, не помня себя от ярости, изо всех сил стукнул его кулаком по носу. Всю свою злобу, все свои неудачи и отчаяние вложил в этот удар. Он покачнулся и с воем свалился на пол. Не дожидаясь, пока его друзья опомнятся, я двинул кулаком в пьяную рожу второго. Третий испуганно попятился, вытаскивая нож. Загалдев, вскочили и другие из их компании. Пронзительно завизжала женщина. Я тоже выхватил из кармана свой матросский нож. Негр встал рядом со мной. От соседних столиков подходили знакомые мне грузчики, сбрасывая куртки и засучивая рукава. Парни с «Осси Моллер» остановились. Подвывая, как раненый шакал, с пола поднялся упавший, размазывая по лицу кровь. Другой, осыпая проклятьями всех негров на земле, заковылял за ним. В эту минуту в дверях показалась толстая фигура полицейского. Сразу воцарилась тишина.

— В чем дело, мальчики? Что здесь происходит? — величественно спросил полисмен.

— Ровным счетом ничего, — ответила тетушка Салли. Она включила автомат, и звучная музыка из диснеевского фильма «Микки Маус» наполнила низкие своды кабачка.

— Попался бы ты нам, черномазый, в Луизиане или в Техасе, мы бы сделали из тебя котлету, — с ненавистью пробурчал зачинщик драки, усаживаясь на свое место. За ним сели остальные.

Ярость моя утихла, я, пододвинув стул, сел рядом с негром и нарочно громко, чтобы слышали все, крикнул:

— Тетушка Салли! Прошу пару кружек бархатного пива, мне и моему другу!

Она понимающе кивнула и, наполнив кружки лучшим пивом Гейца, лично сама поставила на стол перед нами. Это была большая честь: не девушка, а сама хозяйка бара преподнесла нам пиво. Мы тянули пиво не спеша и не глядя на соседей. Они, переговариваясь, затеяли было песню, но веселье что-то не ладилось, и один за другим матросы потянулись к выходу.

Мы тоже вышли. С опаской осмотрелись. Но улица в этот вечерний час была пустынна.

— Спасибо, брат — с чувством произнес негр. — Меня зовут Джоном. Джон Райт. Кочегар с «Канады».

Я назвал себя.

— Ты такой здоровяк, а трусишь схватиться с пьяными моряками.

— Не в том дело. Стал бы драться, все равно оказался неправ и угодил бы в тюрьму. Я же чернокожий. — Горько усмехнувшись, он добавил: — Конечно, когда ты встал в мою защиту, я не мог сидеть сложа руки. Но в другом случае, пусть я дрался бы до последнего, и они получили бы свое… конец был бы один — белые забили бы меня до смерти. — В его произношении угадывался гарлемский выговор.

— Ты здешний?

— Да. Родился и вырос в Гарлеме. Однако дома редко бываю. Плаваю на «Канаде» кочегаром, — повторил Джон. — Возим пассажиров и груз в Южную Америку. — Хорошо платят?

— Грех жаловаться. Хотя вычитают беспощадно.

— Везде так.

Пройдя Колумбийский университет, мы свернули к Гарлему. Несмотря на поздний час, улицы этих негритянских кварталов кишели народом. Прохожие с удивлением смотрели на нас: белый человек, пусть даже простой матрос в заношенной одежде, здесь был редкостью. Не обращая внимания на испытующе-удивленные взгляды женщин, судачивших у входов в дома, мы зашли в низкую таверну. Пить не хотелось. Мы просто сидели, покуривая дрянные сигареты, разговаривали и засиделись допоздна.

Я рассказал Джону о своих мытарствах, скрыв, впрочем, от него, что я россиянин, хотя меня и подмывало сказать это. История Джона была обычной для негра. Не мог кончить школу. Семья большая. Он старший сын. Пришлось работать с двенадцати лет. Сначала мальчиком на побегушках в отеле «Лаура» у итальянца, затем нанялся поваренком на судно. Война застала его уже взрослым парнем. Пошел на фронт.

— А после войны вот кочегарю на «Канаде» и кормлю семью, — с грустной улыбкой сказал Джон. — У меня много младших братишек и сестренок, и только трое из них работают. Нам, черным, как известно, работу дают в последнюю очередь.

Толстая неповоротливая негритянка откровенно зевала, готовясь закрыть кабачок. Мы вышли.

— Ты куда? Если не против, пойдем ко мне ночевать.

— Согласен. Но у тебя тесно.

— Не беда. Разместимся.

Пройдя две улицы, мы свернули в большой двор. В глубине его стоял дом, очень старый, сырой и холодный, полный запахов пищи, кухонных отбросов, табака и дешевого мыла. Сквозь полураскрытые двери слышались хриплые голоса, смех и плач детей.

— Еще не спят? — удивился я, указывая на тусклые огни в окнах.

— Здесь спят днем, — усмехнувшись, сказал Джон. — Ночью крысы не дают спать. Мужчины работают в ночных сменах, приходят только утром.