Под чужими звездами - [19]

В сырой с кирпичными стенами полуподвальной комнате каким-то чудом помещалось все семейство Джона. Мать, худая негритянка, отец, надсадно кашлявший за ситцевой занавеской в углу, и семеро подростков, спавших вповалку на полу. В другом углу взрослая сестра Джона лежала с крошечным сынишкой на железной кровати, прикрывшись тонким одеялом. Накинув халатик, она поднялась и с нежной улыбкой посмотрела на Джона. Никогда не забуду этой обаятельной улыбки и любящего взгляда молодой негритянки. Он ласково обнял ее и представил меня.

— Клара, — певуче протянула она. — Мальчики, вы хотите есть? Сейчас приготовлю кофе.

— Ничего не надо, — пробормотал я, во все глаза глядя на красивую негритянку. Она постелила салфетку на колченогий стол, стоявший у дверей, и принялась хлопотать у керогаза на приступках подвала.

— Хорошая у меня сестренка, — сказал Джон, пододвигая мне табуретку, — но не везет бедняжке, недавно потеряла мужа…

— Как это случилось?

— Весной участвовал в демонстрации, напала полиция, его застрелили… Был суд над полицейским, но… полицейского оправдали, мол, не дело негров протестовать.

Ситцевая цветная занавеска зашевелилась, вышел отец Джона. Я вежливо поздоровался с ним. Старик сел рядом. Клара поставила на стол чашки с горячим кофе и тарелку с бисквитами. Из-под одеял с любопытством смотрели на нас проснувшиеся дети. И странно, что, несмотря на потемневшие от сырости стены, тесноту и бедность, в этом жилище было уютно и приятно. Чувствовалось, что в большой семье Джона царит мир и согласие.

Вскоре и мы с Джоном улеглись, и если бы не крысы, пищавшие за стеной, то можно было бы спать спокойно.

На рассвете я простился с негром. Он дружески задержал мою руку.

— Послушай, Павел! Если тебе негде будет ночевать, трудно придется, заходи. Для тебя двери всегда открыты. Я ухожу в плаванье, так что моя койка свободна. Не стесняйся… Конечно, тебе неудобно, ты белый, а я негр…

Я негодующе выдернул свою руку.

— Как не стыдно, Джон! Чепуху городишь! Негр, негр! Ну и что? Ты мой друг. И знай, что я не только белый, но и русский, советский…

— Ты советский, русский! — не удержался от восклицания Джон. — Вот это да! Я знал русских на фронте. О! Это настоящие люди… — Он дружески обнял меня… — Запомни, я твой друг и брат.

Дела мои шли все хуже и хуже. Случайный заработок попадался редко. Иногда лишь удавалось заработать на мойке автомашин в гараже в Бронксе. Но за это приходилось отдавать четвертую часть хозяину гаража мистеру Крафту. Часть заработка уходила на оплату билета на автобус и метро, и оставалось всего пять-шесть долларов в неделю. Пользуясь приглашением Джона, я ночевал в Гарлеме. Меня влекло искреннее гостеприимство этой негритянской семьи, и скоро меня уже хорошо знали в старом доме. Со слов отца Джона, несомненно приукрасившего историю нашего знакомства с Джоном в кабачке тетушки Салли и выставившего меня чуть ли не героем, защитником негров, всем во дворе это было известно, и меня встречали приветливо и радушно.

В семье Джона мне стало приятно бывать и потому, что Клара нравилась мне все больше. В минуты, когда она улыбалась или задумчиво смотрела на своего ребенка, лицо ее с огромными черными глазами становилось особенно привлекательно. Иногда Клара пела незатейливые песенки гарлемских негров. Мысль увидеть Клару гнала порой меня через весь Нью-Йорк в ее скромное жилище.

Однажды, лежа под «шевроле», сдирая налипшую грязь с колес, я услышал:

— Такой молодой, здоровый парень, а залез в мойщики. Будто другого дела нет.

— А вы дайте мне другую работу, — огрызнулся я, еще не видя, кто со мной разговаривает.

— Найду, хоть сейчас, полно работы…

Я поспешно выполз из-под машины и увидел самоуверенного толстяка в мягкой панаме. Он, сунув в рот жевательную резинку, прочавкал:

— О’кей, хоть сейчас. Поезжай в Аргентину. Или в Бразилию. Я — Роджерс.

О Роджерсе-вербовщике я слыхал в конторах по найму.

— С какой стати? Что я там буду делать?

— О, работа по тебе сыщется, — он выплюнул резинку. — Будешь надсмотрщиком на каучуковых плантациях. Или в охрану… Там жизнь как в раю.

— Что же не спешите сами в этот рай?

— Это особое дело. У меня здесь бизнес. Стрелять умеешь? Нет? Дело нехитрое. Этому занятию быстро научат.

— Стрелять? Не в солдаты ведь вербуете? Это и без вас можно. Видите, висит объявление: «Записывайтесь в армию, увидите белый свет, чудеса мира».

— Не тарахти зря. Можешь и не стрелять. Будешь просто надсмотрщиком на плантациях. Много денег заработаешь. А раз деньги будут, все будет твое: одежда, жратва и девушки. Ах, какие в Бразилии девушки! — Он засмеялся. — Из-за них только можно сорваться в Рио-де-Жанейро. Огонь девушки… И дешевые… Давай вербуйся. Контракт на год. Ну как? По рукам?

— Подумаю.

— Подумай, — сразу же согласился Роджерс. — Только смотри, не прозевай. Бродяг полно. Поздоровей тебя найдутся!

На этом наш разговор закончился.

Дня через два я зашел в его оффис на Сороковой улице, ведущей к порту. Народу было маловато, но все же по нескольку человек в день Роджерс завербовывал. В основном это были парни, пришедшие из армии и не нашедшие работы в Нью-Йорке. Негров, пуэрториканцев не вербовал, о чем уведомляла вежливая вывесочка на дверях ею конторки: «Негров и цветных просят не беспокоиться».