Под черными звездами - [8]
Подошел его трамвай — ему было в противоположную сторону. Я отдал честь, он пожал мне руку.
В тот же вечер у адвоката Р…
Дома я только переоделся в штатское и наспех пожевал что-то, приготовленное моим денщиком. И все-таки я пришел на Фаворитенплац гораздо позже, чем всегда. Я сразу увидел, что веселье уже в полном разгаре (Альбрехт, едва открыв мне дверь, тут же бросился обратно). Как видно, и выпили больше обычного, или мне так показалось, поскольку я сам еще не был под парами алкоголя. В комнате с камином вокруг четы Гринго колыхался гудящий и жужжащий от нежности рой. Слышались умиленные возгласы, чмоканье. Никто не обратил на меня внимания, когда я вошел. Я остановился в гостиной возле рояля и наблюдал за происходящим через открытую дверь. Большинство из окруживших камин стояли ко мне спиной. Только сейчас до меня дошло, чем они все там заняты: они раздевали донага супругов Гринго (очевидно, предварительно напоив допьяна). Особенно старались дамы (в том числе и «подводная лодка», и «помпезная»). Теперь их подняли — две полноватые, обнаженные фигуры, — и вот уже Гринго сидели вплотную друг к другу на теплой каминной доске, а все остальные, стоя внизу полукругом и взявшись за руки, кланялись им до полу. И все это в полной тишине. Последнее показалось мне наиболее знаменательным: никто не смеялся и даже не улыбался. И капитан медицинской службы Е., и доктор Б., его «подводная лодка», и даже Эгон фон Х. — все они были абсолютно серьезны. Гринго, впрочем, вовсе не выглядели как мужчина и женщина (потом, много-много лет спустя, все мы — те, кто мог еще к тому времени высказаться, согласились, что господин и госпожа Гринго ни на кого из присутствовавших там ни в малейшей степени не производили такого впечатления). Они выглядели скорее как две свинки с миндалевидными грустными глазами.
Я спасся бегством. Не будь я трезв, я, возможно, и принял бы участие в совершаемом здесь как бы ритуальном обряде поклонения этой паре. Но так меня словно обухом по голове ударили. Дверь из передней в комнату, где стоял рояль, как я теперь заметил, была закрыта не очень плотно. Я тихонько выскользнул из гостиной, взял пальто и шляпу — только уже на лестнице я надел их — и тут же быстро зашагал по темной улице в странном заблуждении, что сейчас два или три часа утра и что я провел ночь в пьяном разгуле… То обстоятельство, что у адвоката Р. парадное было еще не заперто, даже не бросилось мне в глаза, или, вернее, я вспомнил об этом лишь тогда, когда и мое парадное тоже оказалось открытым. Было всего только девять часов вечера. Я откупорил бутылку арманьяка, которую хранил еще со времен Франции, и, стоя у стола, пил из стакана. Дома было как-то удивительно тихо. Я сразу же лег спать и уснул как убитый.
На другое утро я проснулся очень рано, было еще темно. Подойдя к окну, я увидел, как крыши выплывают из мглы в наступающий день. Все белые, в снегу, остроконечные и плоские, словно огромное стадо гусей, растянувшееся до самого горизонта.
Я постарался как можно скорее покончить с утренней возней и сесть за мой столик. Рядом с ним я поставил на табуретку чашку чая. Каждое мое движение как бы отодвигало что-то от меня, что-то отталкивало. В глубине души я был рад, что так спешу и так занят. Когда я сидел уже за столом и раскладывал свои бумаги — примерно часов в семь, — вдруг резко зазвонил телефон.
Говорил Эгон. Не могу ли я прямо сейчас к нему прийти? Он будет ждать меня у подъезда. С Гринго, как видно, случилось несчастье.
— Где они живут? — спросил я.
— Через три дома от меня, — сказал Эгон.
До него от меня было метров сто, может, и меньше. Только теперь я узнал, как близко жили эти Гринго.
— Привратница из их дома была у меня, она меня знает, приходит ко мне убирать. Она вчера сделала по просьбе госпожи Гринго кой-какие покупки, хотела ей сейчас занести, а то они очень рано уходят на службу. Но ей никто не открыл, и отпереть она не смогла, потому что ключ вставлен изнутри. У нее есть свой ключ от их двери, она и у них убирает.
— Сейчас приду, — сказал я.
Когда ключ вставлен изнутри и никто не открывает — это недобрый знак.
Я надел военную форму. Я ведь не знал, придется ли мне еще вернуться домой перед тем, как поеду на службу. На улице так неслышно выпавший снег вызвал теперь много шуму. С тарахтением проезжали снегоочистители, дворники работали скребками, расчищая тротуары. Вон стоит Эгон. Мы прошли вместе еще три дома. Когда поднялись на площадку и остановились перед дверью квартиры, привратнице, молодой расторопной особе, удалось уже при помощи какого-то принесенного из дому инструмента вытолкнуть ключ, торчавший в отверстии замка с той стороны. Теперь она отпирала дверь своим ключом.
Я не осматривал комнат, по которым мы проходили, но от того, что я все же краем глаза увидел, у меня осталось мимолетное впечатление необычайной прелести и какого-то нежного кукольного уюта. Двустворчатая дверь в спальню была закрыта. Привратница постучала и тут же вошла. Мы последовали за ней.
Сквозь занавески проникал слабый свет. И здесь тоже царил величайший порядок. Так же аккуратно, как и все вокруг, супруги Гринго лежали на спине в своих кроватях, стоявших вплотную друг к другу. Уже совершенно холодные. Есть ли необходимость добавить что-либо к сказанному? Из конверта, оставленного на ночном столике, торчал листок. Я его вытащил. На нем было два адреса и номера телефонов. И еще приписка: «О нашей кончине известить — остальное уладят адресаты». Больше ничего. Порошок, разумеется, лежал тут же, рядом стоял большой стакан с остатком воды. «Очевидно, цианистый калий», — подумал я — что же еще в таком случае думает профан. Возможно, они давно уже держали его наготове. Они аккуратно лежали в своих постелях, укрытые по шею, вытянув руки. Мы молчали. Потом Эгон произнес по латыни краткую молитву. Привратница перекрестилась. Я был поражен, выбит из колеи. Мне здесь нечего было больше делать. Они лежали так, что казались чуть заметными вершинами уходящего под воду континента. Два островка…
Роман «Слуньские водопады» — широкое социальное полотно жизни австрийского общества на рубеже XIX–XX вв.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В 1958 году фон Додерер публикует свой написанный ещё в 1951 году «Дивертисмент» «Иерихонские трубы». Сам автор неоднократно говорил, что считает это произведение своей лучшей книгой. Повествование ведётся от первого лица. Рассказчик, уверенный в своём моральном превосходстве, оказывается в весьма сомнительном обществе и практически без возражений соглашается участвовать в тёмной затее: дикие трубные звуки должны вынудить некую пожилую даму, видимо, еврейку, оставить свою квартиру. Всё это оказывается шуткой, рассчитанной не на пожилую даму, а на самого рассказчика, испытывавшего, правда, угрызения совести, но, тем не менее, участвовавшего в игре.
В книгу крупнейшего современного австрийского прозаика, классика национальной литературы, издающуюся в Советском Союзе впервые, входят его значительные произведения: роман «Слуньские водопады» — широкое социальное полотно жизни австрийского общества на рубеже XIX–XX вв.; роман «Окольный путь» — историческое повествование с замысловатым «авантюрным» сюжетом из жизни Австрии XVI в., а также ряд повестей и рассказов.Произведения, включенные в настоящее издание, опубликованы на языке оригинала до 1973 г.
Роман «Окольный путь» — историческое повествование с замысловатым «авантюрным» сюжетом из жизни Австрии XVI в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.