Под большевистским террором - [22]
Что будет дальше? Казаки долго не продержатся. Сегодня они прорвались и отбили свои святыни, но что будет завтра? Город кипит ненавистью. Даже если казаки сумеют удержаться, потери будут слишком горькими, а утешение слабым.
А мы хотели лишь одного: скорее ехать дальше. Но это было невозможно, так как пути между Ростовом и Новочеркасском, а также между Новочеркасском и Воронежем были перекрыты. Мы не могли продвигаться ни вперед, ни назад. Отправление было отложено, так как власть на станции принадлежала казакам и зависела от их решения.
Богатые казачьи семьи гостеприиимно предложили женщинам ночлег, но мужчины остались в поезде охранять багаж.
Три дня продолжались бои в станице под Новочеркасском. Гулибов, который в марте убеждал казаков сдаться большевикам, был убит собственными людьми. Казачий офицер, арестованный и приговоренный к смерти, вышел на свободу. Радостное настроение омрачилось слухами о том, что из Ростова прибывает подкрепление большевикам. Однажды ночью мы увидели зарево огня и услышали три взрыва.
На следующую ночь все было тихо. Тем не менее печать безнадежности читалась на лицах. Из заброшенных домов, крадучись, выходили люди, переодетые крестьянами. Они тащили на спинах мешки с провиантом и оглядывались в сторону степи. После трех триумфальных дней казачьи офицеры и кадеты попрятались. Ночью мы помогали людям, которые приютили нас на ночлег, прятать в цветочные горшки драгоценности, медали, эполеты другие вещи полковника, сбежавшего днем раньше. Мы заснули не раздеваясь, готовые вскочить в любую минуту.
В 7.30 утра следующего дня мы были разбужены стуком в дверь и знакомым окриком: «Открывайте! Красная Гвардия!» Вошли десять человек, вооруженные до зубов. В одной руке они держали наган, в другой был револьвер, на бедрах и в ботинках кинжалы.
Когда мы сообщили, что мы являемся иностранными гражданами, они извинились и удалились без вопросов. Это несколько успокоило и нас и приютивших нас людей, поэтому мы сели завтракать. Но прошло немного времени, как в дверь снова постучали, и на пороге появились новые люди. Эти были пьяны. Они принялись есть наш завтрак, забрали все яблоки и требовали денег. Они толкали нас и тыкали пистолетом в лицо.
Поколеченный брат полковника, которому принадлежал дом, стоял за стулом своей сестры, теряя самообладание. Она сидела, держа в руках какой то листок и рвала его на полоски, уставившись в пол. Бандиты требовали от нее сказать где хозяин, угрожая смертью. Калека все твердил: «Она ничего не знает». Один из товарищей уселся на пол, сдвинул свою папаху и рылся в клочках разорванной бумаги. Читать он не мог, и посылал проклятья, потому что не нашел денег.
Во время этой сцены мы получили сообщение по телефону о том, что наш поезд отправляется через час. Мы были опечалены, что придется оставить гостеприимную семью в трудном положении, однако нужно было срочно уходить. Я сказала одному из солдат, что мне нужно идти искать извозчика, но он издевательски приблизился ко мне и попытался поцеловать. « Можешь делать что хочешь, голуба» – сказал он мне и я выбежала за дверь. Но за дверью мне не пришлось делать то, что я хотела. Меня окружили солдаты со словами: « Хочешь сбежать из этого дома? Мы тебя убьем, а ну- ка покажи документы?»
– А теперь послушайте, голубки, – сказала я так смело, как только могла, – вы не можете просто так убивать британских подданных. Если я не приеду домой благополучно, будет скандал с британским правительством. Это произведо впечатление.
– Отпусти баришню – сказал один, и я побежала, чтобы найти повозку или машину. После тщетных поисков я вернулась в дом, где у двери стояло несколько солдат, которые не позволяли никому ехать на станцию. Спорить было бесполезно, и если бы не датский врач, один из наших попутчиков, который знал русский язык достаточно хорошо, чтобы блефовать, мы никогда бы не добрались до поезда в безопасности. Большинство солдат были пьяны, и их настроение начало ухудшаться.
Станция была заполнена красноармейцами, на песке были следы крови. Три большевистские медсестры флиртовали с часовыми. Они были грязными и не были одеты в форму, но у них были повязаны платки с красным крестом на рукавах. Это были девушки из крестьянского сословия, и их внешний вид был в высшей степени антисанитарным.
Красноармейцы танцуя среди трупов казаков, всю ночь пели и пили, а утром расстреляли атамана.
Час мы ждали, слушая стрельбу, которая была не за горами, так как в деревне сразу за Новочеркасском шел бой. Рядом с нами проехал бронепоезд. Возникла небольшая пауза. Рядом прозвучал пулемет, прогремела шестидюймовая пушка, и большевики начали свою охоту.
Шум был ужасный, и если бы мы хотели поговорить, мы бы не услышали друг друга. Но мы молчали. Каждый из нас знал, что если казаки ответят, нас разнесут на куски. Однако у казаков не было боеприпасов, и они открыли огонь только один раз, выведя из строя бронепоезд.
Семь часов большевики обстреливали села; в течение семи часов мы слышали рев большой пушки и сводящий с ума треск пулемета. Одна из француженок упала в обморок. Пришлось натереть ей руки и дать выпить бренди. Посреди всей этой суматохи вдруг перестали стрелять, и поезд медленно выехал со станции. Из окон мы еще долго видели пожары в деревнях.
