Под большевистским террором - [11]

Не было дня без того, чтобы не случалось убийство или грабёж, как правило, на людных улицах или в больших гостиницах. Растущему беззаконию сопутствовали и значимые политические события.

В одну из ноябрьских ночей, после свержения правительства Керенского и массовых беспорядков, устроенных большевиками в Петрограде и Москве, ростовские рабочие устроили большое собрание в одном из помещений местного Комитета. Друг г-жи Сабаровой присутствовал на нём, переодетый простым крестьянином, и смог описать бесчинствующие настроения толпы.

Когда кто-то призвал не проливать крови, раздался ответный рёв: «Предатель!», и ему стали плевать в лицо и грозить кулаками, после чего, матросы, заявлявшие, что приехали из Севастополя, дабы утрясти разногласия между большевиками и казаками, выкинули того из зала.

Утверждения делегата с севера о том, что сведения творящегося в Петрограде намеренно преувеличены буржуазией, чтобы настроить народ против большевиков. Это сообщение встретили криками возмущения и возгласами «Никогда!». После чего собрание закончили призывом «Долой буржуев!».

Пугающие слухи из Москвы росли, как снежный ком. Напряжение в Ростове достигло своего пика в тот момент, когда красногвардейцы попытались захватить Центральный почтамт. Дорогу им преградили казаки, вооруженные нагайками и ружьями. И хотя обе стороны были настроены благодушно, глядя на происходящее, как на недоразумение, сам факт стычки произвел нешуточное впечатление и Каледин, атаман Донской области, объявил о введение в городе чрезвычайного положения.

Прошедшие без всякой агитации выборы усилили позиции большевиков в Ростове и казаков в Новочеркасске. По городу ходили слухи, что вернувшиеся с фронта казаки намерены объявить Донскую область самостоятельной республикой, если большевики, оправдываясь сложившимися обстоятельствами, заключат сепаратный мир.

Что-то, очевидно, должно было случиться. В этом никто не сомневался. Но никто не знал, что именно произойдёт…

* * *

«Бу-у-ум!», – снаряд разорвался в степи, подняв в воздух фонтан пыли и камней. Мимо по дороге маршировали вооруженные мужчины – некоторые ещё почти мальчишки – представлявшие собой разного рода шваль и сброд, из которого формировали Красную Армию. «Маршировали» – слишком громкое слово для описания их строя. Лучше было бы сказать «шли вразброд»: кто-то почти бежал, другие еле плелись, третьи брели по обочине. Все они радостно смеялись и, подняв оружие над головой, стреляли в воздух.

На всё это из окон домов испугано смотрели крестьянки, в то время как из дверей то тут, то там выскакивали молодухи и бросались к толпе идущих, заигрывая с каждым напропалую, но искусно уклоняясь от поцелуев. Если б не оружие в руках этих людей, они бы могли сойти за направляющихся на пикник, такими легкомысленными и весёлыми они выглядели. Каждый новый звук выстрелов сопровождался криками «Ура!», подстёгивающих толпу.

Мы не знали, что точно происходит, но слыша тяжелый грохот пушек и резкий, раздражающий треск пулемётов, понимали: долго тлевший огонь вспыхнул пламенем. Накинув старое пальтишко и повязав голову платком, чтобы не выглядеть, как «bourguika», я, чутко прислушиваясь, выбралась в сад. Стоял крепкий морозец. Падающий снег покрывал дорогу тонким слоем.

Вытащив болт, запиравший ворота от нежданных гостей, я выскользнула на улицу. От грохота пушек дрожали стёкла в окнах окрестных домов и, судя по всему, бои идут, если не в самом Ростове, то очень близко к нему. Мимо меня прошли tovarishchi, и я последовала за ними, прикрывая лицо платком, чтобы меня не признали знакомые moujiki. Постояв у кучки толпящихся стариков, я выяснила, что бомбят Нахичевань, и что скоро очередь дойдёт и до Ростова. Не знаю почему, но вскоре я почувствовала себя глупо среди болтающих дедов и поспешила прочь.

На углу главной улицы стояла пушка, за ней другая. Мимо проскочил броневик. В сторону вокзала проследовали повозки с мебелью и мешками.

– Что происходит, товарищ? – спросила я, охранявшего перекрёсток, солдата.

– Patotski наступает.

– Откуда? Ведь вчера ещё было тихо.

– Он арестовал большевицкого главаря и теперича Гражданская война.

– Ухты! И какие войска наступают?

– Красная армия. Пора кончать с юнкерами и кадетами.

– А с казаками?

Бросив на меня короткий взгляд, он отвернулся.

– Откуда мне знать. Иди домой, барышня, пока цела, – сказал он и умолк.

Слово «казаки» будто склеило ему губы. Он явно не знал: за или против они Потоцкого. Это показалось немного странным. Ведь всем было известно, что буржуазия видит в казаках свою опору, а этот человек, без всяких сомнений, намеренный воевать с буржуями, даже не знал в точности, на чьей стороне будут казаки. Было о чём задуматься. И я, направляясь домой, размышляла: так ли уж безопасна донская земля, как мы себе представляем.

Сабаровых я нашла в очень нервозном состоянии, упаковывающих вещи. Г-жа Сабарова рыдала, хозяин же носился туда-сюда по дому, отдавая распоряжения по телефону и тут же их отменяя. Весь дом был в брожении. Наташа лежала у себя в комнате на диване и дула губки.

Главарём последних, судя по всему, было высокое, бородатое создание в меховой шубе и широкополой шляпе, напоминавший мне непобедимого злодея из какой-нибудь мелодрамы Ист-Энда. Он встал, широко расставив ноги и запрокинув голову, под защитой частокола винтовочных стволов с примкнутыми штыками, и грозно сказал, как заправский злодей: «Вы прячете здесь казаков».