Почти смешная история и другие истории для кино, театра - [11]

— Зря смеешься, — сверкнула глазами Тамара, — эти деньги я откладываю на сапоги! Лева, что ты тут застрял, иди вешай!

И когда Лева вышел, объяснила:

— С «Лакокраспокрытаем» я уже рассталась!

— Почему?

— Я вся пропахла краской! И лаком тоже! Я стала не женщина, а хозяйственный магазин!

— Где же ты будешь работать? — устало вздохнул Соломатин.

— Лева — спелеолог. Специалист по пещерам. Он берет меня в спелеологическую экспедицию. Я начинаю новую, пещерную жизнь. А кем я, по-твоему, должна стать?

— Человеком! — ответил Соломатин. — Надо вещи разбирать, идем!

Лева стоял на столе посередине большой комнаты новой квартиры Соломатиных и пытался повесить старинную хрустальную люстру — самый ценный предмет в семье. Люстра была тяжелая, и Лева держал ее обеими руками.

— Только осторожно! — умолял Ефрем Николаевич.

— Дайте мне шнур, что ли, или здоровенный гвоздь, — обратился к нему Лева. — Боюсь, этот крюк слабоват, не выдержит…

— Клава! — Соломатин безнадежно оглядывался по сторонам. — Где в этом бедламе можно найти шнур или гвоздь, обязательно большой?

Клавдия Петровна сидела на чемодане в маленькой комнате и держала на коленях плетеную корзинку, прикрытую шерстяной тряпкой.

— Я здесь!

Соломатин направился к жене и прежде всего заметил странное выражение ее лица: по лицу плыла загадочная улыбка.

— Что с тобой, Клава?

— Вот, я принесла…

— Что ты принесла?

— Как бы тебе объяснить… В общем, ты можешь взглянуть…

Ефрем Николаевич откинул тряпку и увидел щенка, который безмятежно спал. Точно такой же щенок, каким был когда-то Тинг.

— Какая прелесть! — воскликнула Тамара, она стояла в двери. — Это вместо Тинга, да?

У Ефрема Николаевича перехватило дыхание, и он коротко распорядился:

— Перейдем в ванную!

— Подождите! — испугался Лева. — Я уже начал закреплять люстру, мне нужен гвоздь срочно и шнур, мне тяжело держать.

— Поговорите с Тамарой! — сказал Соломатин. — Я сейчас!

— Но как же я буду вот так стоять…

Тамара захохотала, а Соломатин, держась за сердце, уже спешил в ванную.

Там он вовсю отвернул кран, чтобы вода лилась с шумом и Лева не мог услышать, о чем здесь говорят.

— Это настоящий жесткошерстный! — оправдывалась Клавдия Петровна. — У него родословная… вот такая… — Клавдия Петровна показала, какая огромная родословная у этого крохотного щенка. — У него в роду сплошные золотые медалисты. Мне его по дешевке уступили, за двадцать рублей!

— Эх ты! — сказал Ефрем Николаевич. — Тинг ведь член семьи и член детского хора, а ты за двадцать рублей хочешь купить нового члена семьи!

— Тинга так давно уже нет… — слабо сопротивлялась Клавдия Петровна. — Нового тоже можно Тингом назвать… И он такой породистый!

— А почему ты считаешь, — возвысил голос Соломатин, — что собака с родословной лучше собаки с плохой анкетой?

Клавдия Петровна робко посетовала:

— Нет, я, конечно, не жалуюсь, хотя мне тащиться Бог весть куда и я не знаю, вернут ли двадцать рублей…

— Тот, кто сегодня может предать собаку, завтра… — Соломатин не закончил фразы, потому что в ванной возникла Тамара.

— Лева предупреждает, что он больше не может, что сейчас он свалится вместе с люстрой!

— До чего ж эта молодежь хлипкая! — возмутился Ефрем Николаевич, а Клавдия Петровна выставила дочь за дверь. — Найди ему все, что ему нужно!

— Где?

— Понятия не имею! Ищи. — И когда Тамара вышла, накинулась на мужа: — Ты все знаешь, как надо. Ты образцовый, непогрешимый, ты даже рояль перевез, вместо того чтобы продать его и купить порядочную мебель.

— Но как же я и без рояля? — ахнул Соломатин.

— Что ты, Святослав Рихтер? Ты учитель пения. — В голосе Клавдии Петровны звучало пренебрежение. — И еще бессребреник. Частные уроки не даешь. Тебе деньги не нужны, ты их презираешь, как все, кто не умеет зарабатывать!

— Как тебе не стыдно, Клава!

— Это мне-то стыдно? Я тяну на себе весь дом, а ты распеваешь с детишками на общественных началах. К фестивалю я себе платье сшила, хотела с тобой поехать. А он, конечно, сорвался, твой фестиваль. Какие у меня в жизни радости, скажи?

— Это ты устала от переезда, — мягко утешал Соломатин. — Ты-то великолепно знаешь, что у нас с тобой жизнь сложилась удачно.

— Иногда так удачно, что просто жить не хочется! — Клавдия Петровна всплакнула и порывисто обняла мужа. Ефрем Николаевич потрепал ее по голове.

В дверь опять заглянула Тамара:

— Лева уже падает.

Соломатин выбежал в столовую.

— Ефрем Николаевич, — повторил несчастный Лева, — я уже падаю. — Лева привык лазать по пещерам, но не привык висеть под потолком.

В этот момент возник Валерий. Он был величав и строг. В руках держал желтый портфель, почему-то расстегнутый. Словно не замечая ничего вокруг, Валерий обратился к Соломатину:

— Ефрем Николаевич, в прошлый раз вы меня справедливо наказали за недостойное поведение!

— А зачем вы опять явились? — грозно спросил Соломатин, но Валерий не уловил этой грозной ноты.

— У меня везде связи! — объяснил Валерий. — А у вас пропала собака. Мой знакомый возглавляет клуб собаководства. Теперь входят в моду борзые. Они длинные, плоские и занимают относительно мало места.

Валерий не замечал, что Соломатин весь напрягся. Валерий явился кстати, было на ком сорвать зло.