Почти нормальная семья - [97]

Я силюсь понять, как бы я сама действовала в этом случае. Так легко думать, что точно знаешь, как бы ты поступил в той или другой ситуации. Но благодаря своей профессии я давно убедилась, что, когда начинает пахнуть жареным, человек ведет себя непредсказуемо.

Стелла рассказывает, что Линда Лукинд преследовала ее в течение нескольких недель и угрожала ей. Это пугало ее, поскольку она знала, что Линда неуравновешенна и, возможно, опасна. Поэтому Стелла и зашла в «Тегнерс», чтобы быть среди людей, пока Амина или Крис не перезвонят ей.

— Они так и не перезвонили, и я, успокоившись немного, решила ехать на велосипеде домой. Доехала только до Чюркугатан, до перекрестка у библиотеки. Там снова стояла Линда Лукинд.

Присяжные вздрагивают, по залу пробегает шепот. Единственный человек, кого, похоже, нисколько не трогает рассказ Стеллы, — Йенни Янсдоттер. Она сидит с прямой спиной, совершенно неподвижно, словно только и ждет случая раздавить Стеллу.

— Я дико перепугалась, — продолжает Стелла и рассказывает, что кинулась в паб «Инферно», расположенный у перекрестка.

— Амина не отвечала, дозвониться до Криса мне не удалось, так что я решила поехать к нему домой. Все это было так ужасно! Я просто не знала, что мне делать.

Дыхание Стеллы — единственное, что слышится в зале. Все взгляды прикованы к ней.

— Их там не было, — произносит она.

Рядом со мной народ поворачивает головы. Кто-то шаркает подошвой по полу. Девица с телевидения жует жвачку.

— Я звонила в квартиру и стучала. Потом я прижалась ухом к двери и прислушалась, но их там не было.

Стелла берет в руки стакан с водой. Рука у нее дрожит, и, когда она наклоняется вперед, волосы падают ей на лицо.

Что-то пошло не так. А что, если она расскажет все? Стелла всегда любила драматизм. Мечтала стать актрисой, а тут у нее и сцена, и публика — ее бенефис.

Я в отчаянии тяну к ней руку.

— Потом я поехала домой и легла в постель, — говорит Стелла и отбрасывает волосы с лица. — Что произошло дальше, мне неизвестно.

90

— Передаем слово прокурору, — говорит председатель суда.

Йенни Янсдоттер не шевелится. Ее суровое лицо сосредоточенно, каждый мускул под контролем. Весь зал суда ждет, что она скажет.

И вот она поднимает глаза и обращается к Стелле:

— Кого там не было?

Голос звучит сурово и надменно.

— Что?

— Вы только что сказали: «Их там не было». Кого вы имели в виду?

Стелла делает неопределенный жест рукой.

— Криса, — отвечает она. — Кристофера Ольсена. Его не было в квартире, и поэтому я села на велосипед и уехала домой.

— Но вы не сказали «его». Вы сказали «их». Во множественном числе. Более одного лица. Кого еще, помимо Кристофера Ольсена, там не было?

Стелла бросает быстрый взгляд на Микаэля:

— Амины, как я полагаю.

— Амины Бежич?

Стелла кивает.

— Я должен просить вас ответить вслух на вопрос прокурора, — говорит Йоран Лейон. — Чтобы это было зафиксировано в записи.

Стелла смотрит на него. Верхняя губа дрожит.

— Да, — произносит она утрированно громко.

Повернув голову, я замечаю, что бородатый журналист внимательно наблюдает за мной. Едва наши взгляды встречаются, как он поспешно отворачивается.

Что он думает обо мне? Я оглядываюсь на других слушателей. Что они думают? Жалеют меня? Некоторые наверняка меня обвиняют. Считается, что родители несут часть вины за своих детей. Особенно в моем случае. Во-первых, я женщина и мать — к мужчине всегда больше снисхождения. Во-вторых, я хладнокровный адвокат защиты, в то время как мой муж — милейший пастор, проповедующий любовь Всевышнего и золотое правило христианской морали.

Может быть, мое место тоже на скамье подсудимых? Бок о бок со Стеллой, по обвинению в родительской несостоятельности и сопричастности преступлению. Уверена — есть люди, которые считают, что так и должно быть.

Йенни Янсдоттер бросает многозначительный взгляд на председателя суда и продолжает. Я понятия не имею, о чем думает прокурор, но то, что она считает меня совершенно неповинной, маловероятно.

— Почему вы сочли, что Амина может быть дома у Криса? — спрашивает она Стеллу.

— Не знаю. Я так не считала.

— Но вы только что сказали именно это.

Янсдоттер добивается эффектной тишины в зале. Стелла не знает, куда направить взгляд.

— Почему вы считали, что в этот вечер Амина была вместе с Кристофером Ольсеном? — спрашивает прокурор. — Разве вы не прекратили все контакты с Ольсеном? И вы, и Амина?

На лбу у Стеллы выступает испарина. Ее страх просачивается сквозь душный зал и пристает к моей коже, словно липкая масса. Я начинаю отчаянно чесаться.

Держись, Стелла! Не теряй самообладания!

— Мы перестали проводить время с Крисом, — говорит она, глядя на прокурора.

— Перестали? — переспрашивает Янсдоттер, не сводя с нее глаз, но Стелла не отводит взгляда. — У вас была договоренность?

— Типа того.

Янсдоттер не слушает ответа. Она уже задает новый вопрос:

— Вы утверждаете, что поехали на велосипеде домой, когда никто не открыл дверь в квартире Криса. В каком часу это было?

— Не знаю, — отвечает Стелла.

Она косится на Микаэля. Все происходит так быстро, что большинство сидящих в зале, вероятно, ничего не замечают. Но я все вижу. И я знаю, что процесс достиг критической точки. Если Стелла по-прежнему будет утверждать, что она пришла домой в два, свидетельские показания Адама рухнут. Не может он, выступая на суде, противоречить словам Стеллы. В груди у меня словно бы все залито цементом.