Почти как мы. Вся правда о свиньях - [14]

Со дня посещения врача прошло три недели. Наконец-то из больницы при Университете Ставангера приходит по почте письмо с ответом, разрешат ли мне когда-нибудь приблизиться к свиньям на настоящем производстве. Беру нож из кухонного ящика, разрезаю конверт и выуживаю листок. Пробегаю глазами по бумаге: результат… отрицательный. Как известно, такую формулировку врачи и микробиологи считают наиболее подходящей для сообщения хороших новостей.

Натягиваю сапоги, сажусь в машину и снова качу по яренским равнинам.

Глава 4 Первая встреча

Если смотреть с точки зрения геологии, мир всегда не совсем такой, как представляется. Возьмем, к примеру, Ярен. Он оказывается не равниной, а невысоким нагорьем от 10 до 15 км в ширину и 60 км в длину, которое протянулось от Брусанна на юге до маяка Тунгенес на севере. Больше всего это нагорье напоминает датские пейзажи, будто кусок земли оторвало от лежащего к югу материка, однако на всем плато площадью 700 км² едва ли отыщешь голый участок скалы.

Когда ледник Скагеррак растаял около десяти тысяч лет назад, Ярен оказался погребен под толстым слоем щебня, камней и шлака, которые ледник десятки тысяч лет перемалывал и тащил за собой с гор в глубине материка. Вместе с камнями пришла и вода, которая хлынула из моря и затопила низменные части и рытвины от ледника. В итоге здесь осталась бесплодная сырая земля, которая могла превратиться разве что в болото: на сотни квадратных километров простирается трясинная, топкая область, где ничего толком не растет.

Нельзя и представить было, что именно в этой области начнет развиваться норвежское сельское хозяйство. Может, как раз поэтому крестьяне-первопроходцы и приступили к освоению этих земель так поздно – лишь в начале XIX в. здесь заслышался лязг лопат и ломов, которыми дробили камни и расчищали осыпи, перед тем как выкопать канавы для отвода влаги. От остальной части восточного региона Эстланн с развитым земледелием эти земли отставали на несколько сотен лет.

Когда наконец были облагорожены первые земельные наделы, оголодавшие и измученные крестьяне засеяли их по весне, однако к осени удалось получить лишь хилые ростки. Здесь «выжимали зерно из камней», как выразился писатель Арне Гарборг. Под этим он подразумевал, что невозможно ждать урожая на камнях и щебне, но яренцы не сдались. Впору спросить, откуда только они брали силы. Не от земли же. Нет, силы даровало им небо, как и сегодня оно ниспосылает их тем, кто не дает прийти в запустение выбеленным молельным домам с уютными светлыми занавесочками на окнах – последнему оплоту норвежского благочестия. Местный пиетизм уходит корнями в протестантскую этику с учением, что путь к спасению лежит через умеренность и труд. Сегодня километры каменных оград и расчищенных от камней земель свидетельствуют о становлении Ругаланна как аграрного региона благодаря людям с ободранными в кровь руками и надорванными спинами.

Однако одних натруженных рук, пусть и сам Бог был на стороне крестьян, не хватило бы для превращения Ругаланна в аграрный регион национального значения. Необходимо было средство посильнее – человеку самому выпало стать творцом, как это нередко случалось на пороге XX в. Самые тяжелые валуны дробили взрывчаткой, почву делали плодороднее синтетическими удобрениями, а животным давали комбикорм, поскольку обустройство пастбищ и заготовка силоса в регионе еще не были полностью налажены.

При этом, чтобы Ярен стал аграрным сердцем страны, каким мы знаем его сегодня, протестантизм должен был рано или поздно уступить место духу капитализма, как выразился бы в те времена социолог Макс Вебер. И здесь уже почва не играла большой роли, чего не скажешь о ландшафте. Нигде в Норвегии земельные наделы не расположены так близко друг к другу. Тогда как по всей остальной стране хуторы зажаты границами долин, так что взаимодействие между ними затруднено, в Ярене от одного до другого рукой подать.

Люди общались, обменивались опытом, могли друг другу что-то посоветовать: самая что ни на есть благодатная почва для совместной работы, смелых начинаний и развития предпринимательства, которое в некоторых нишах сельского хозяйства даже вышло на передовой мировой уровень. В этом прежде всего и кроется секрет яренского успеха, а залогом его стали не только равнинные земли, но и люди, которые их арендовали.

Дорога, по которой я еду, стелется к подножию возвышающегося на востоке кряжа. Как раз на этих горных пустошах и разводят бóльшую часть норвежских свиней. Если низины отданы в основном под овощные культуры, горные районы Ярена освоены преимущественно животноводами. Ничего удивительного: и в предгорьях ведь трудно что-то вырастить, а уж в горах и вовсе невозможно.

Ферма «Ругланн» расположена в восточной части хребта, откуда открывается вид на изрезанную береговую линию и море, от чего Ярен и получил свое название. Оно происходит от древненорвежского слова «jaðarr», что означает «берег», «край».

Гравий хрустит под колесами автомобиля, когда я въезжаю во двор, образованный тремя, четырьмя, пятью, шестью, семью строениями (восемью, если считать гараж). Перед амбаром возвышается валун с надписью «Ругланн» черными буквами. Увенчан он позолоченной фигуркой свиньи из бронзы, чтобы все уж точно знали, что это за место. Перед одной из построек стоит мужчина. Высокий, приветливый, одет примерно так, как я и представлял: в фирменный рабочий комбинезон Nortura