Почти что сломанная жизнь - [64]

Он кончает глубоко в мою задницу. Чувствую себя отвратительно — использованным и униженным.

Натягиваю штаны и оборачиваюсь, чтобы увидеть на его руке полную дорожку кокса.

Я вдыхаю ее всю, облизываю его руку, чтобы вобрать все полностью, до последней крупицы. Меня только что выебали за это в зад, и теперь я могу взять то, что мне причитается.

Поворачиваюсь, чтобы уйти к себе в камеру, и с каждым шагом мой задний проход горит от сильной, жгучей боли.

— Будешь ждать меня здесь. Каждый день. В это же время, — говорит Кинг Джей.

Блядь, в какое же дерьмо я вляпался?

Эпилог 2

Майкл Грин

В другой секции тюремного блока С в 5:55 вечера.

— Поглядите-ка, кто у нас здесь, — я оборачиваюсь и вижу, как меня окружают шестеро парней. Я узнаю в них тех, кто получил от меня при аресте пару-тройку крепких тумаков.

Они подкараулили меня в тихом уголке тюремного блока. Защищаясь, поднимаю руки вверх и пытаюсь протолкнуться сквозь них.

— Эй, да это же тот грязный коп, которому нравится убивать молоденьких девушек, — говорит один из них, делая угрожающий шаг мне навстречу.

— Мы все в одной обойме, ребята, — пытаясь вылезти из сужающегося крепкого кольца парней вокруг, говорю я.

— Ха, он думает, мы одного с ним поля ягода.

Первый удар — хук справа — потрясает меня, выбивая почву из-под ног.

За ним тут же следует еще один, и в туже минуту я понимаю: мне против них не выстоять.

Третий удар в живот и задняя подножка — и я падаю.

Меня продолжают пинать, на тело обрушиваются жестокие удары.

Я чувствую хруст в руке и кричу в агонии. Кто-то грубо смеется, и удары становятся еще сильнее.

Пытаюсь защитить голову, но не могу пошевелить руками. Они ощущаются такими тяжелыми, и боль просто невыносима. Один из парней переворачивает меня на спину, и поток ударов усиливается.

Наконец, меня снова переворачивают на живот. Они задирают вверх мой подбородок, заставляя вытянуть шею.

И я тут же понимаю, что они собираются сделать со мной.

— Мне так жаль девушек, которым я причинил боль, — роняя слезы на холодный бетонный пол, шепчу я.

Тяжелый ботинок наступает мне на шею.

Прощай, Фейт.

Эпилог 3

Оскар Шрайвер

В еще одной секции тюремного блока С в 5:55 вечера.

— Два куска в неделю, — глядя на меня, говорит он.

— Две куска в неделю? — в полном шоке спрашиваю я.

— За личное покровительство. Ты адвокат — большая шишка, которого мамочка и папочка холят и лелеют. Так что за две штуки баксов в неделю я буду тебя защищать. — Этот парень огромный, и говоря «огромный», я имею в виду, что он, как минимум, в два раза больше меня, весь в шрамах и пугает до чертиков.

— От кого меня надо защищать? — спрашиваю я. Я узнаю, кого мне надо остерегаться, и буду напрямую торговаться с ними.

— Для начала белые расисты. Им не нравятся люди, насилующие белых женщин. Потом азиаты. Им не нравятся люди, пытающие азиаток. Еще есть черное братство, которое не любят, когда афроамериканок терзают и режут. Ну и я. Я не терплю насильников. Точка. Поэтому два куска в неделю будут защищать тебя от них и от меня. Для начала.

— У меня нет таких денег, — признаюсь я. — Все мои счета заморожены, а родители находятся под следствием, поэтому они тоже не могут дать мне такую сумму.

— Уууу, тогда, похоже, у тебя небольшая проблемка. — Он угрожающе улыбается. — Я действительно твой единственный выбор. Но я парень благородный, поэтому дам тебе двадцать четыре часа на раздумье. Ха, если ты протянешь так долго. До меня дошли слухи, что черные ведут переговоры с белыми; похоже, теперь у них есть общая цель — убить тебя. — Он поворачивается и оставляет меня одного.

Это во сто крат хуже ада. Я в полной жопе. Если протяну так долго. Твою мать.

К кому, к чертовой матери, я могу обратиться? Единственный человек, который находится не в таком глубоком дерьме, как я, это Доминик, но он не отвечает на мои звонки.

Вчера я пытался ему дозвониться, но он сменил номер. Он сменил все свои номера.

Я, блядь, совсем один.

Эпилог 4

Шесть лет спустя

— Куда мы едем? — спрашиваю я Доминика, пытаясь подглядеть из-под шелковой повязки, которой он завязал мне глаза.

— Пытаешься сжульничать? — игриво говорит он.

— Нет. Ну ладно, да.

— Осталось не так долго. Надо только подождать и все увидишь.

Машина поворачивает, и дорога становится ухабистой, как будто мы едем по старой колее.

— Да брось, мы едем уже несколько часоооооов, — ною я, растягивая последнее слово.

— Миссис Шрайвер, официально заявляю, вы — заноза в заднице.

— Папочка сказал плохое слово, — Хлоя подает голос с заднего сидения.

— Да, папочка сказал то, что не следовало. Прости, Хлоя, — говорит Доминик нашей восьмилетней дочери.

Хлоя — наше благословение. На наш медовый месяц Доминик отвез меня в Китай, где мы посетили детский дом, предложив свою помощь. Самая красивая маленькая девочка, подойдя, залезла мне на колени. В младенчестве ей выбили правый глаз — короткая жизнь оказалась чередой ужасных пыток. Она положила свою руку на мой левый глаз и улыбнулась. Хотя возраст и язык были преградой, она без слов говорила мне то, что я уже знала — мы были похожи.

Мы с Домиником тяжело боролись за нее, преодолевая все препоны и следуя всем полученным инструкциям. Спустя три месяца мы вернулись домой вместе с Хлоей.