Почти что сломанная жизнь - [24]

— Даа, — шепчу я.

— Я не могу сделать это, — говорит он, отпуская меня и отступая на шаг назад.

— Я прошу прощения, — бормочу я, отворачиваясь в попытке скрыть свой стыд.

Я бегу в ванную, успев закрыть дверь до того, как он остановит меня.

— Эйлин, впусти меня. Мы должны обсудить это.

— Нет, не должны. Просто притворись, что ничего не произошло.

С чего бы ему смотреть на меня? Мое откушенное ухо, покрытое шрамами тело, невидящий левый глаз. Какой же дурой надо быть, чтобы думать, что такой мужчина как Доминик когда-нибудь увидит во мне кого-то, помимо пациента. Я ощущаю стыд и унижение.

Как я могла быть такой глупой?

Что за идиотка. Он красивый мужчина и, по крайней мере, на пятнадцать лет старше меня. Я не могу ему предложить ничего, кроме своего искореженного тела и больного разума.

— Эйлин, пожалуйста, открой дверь. Я не уйду, пока ты не откроешь дверь.

— Это было глупо, Доминик. Ничего не произошло и не могло произойти, пожалуйста… — Пожалуйста, что? Пожалуйста, уходи, или, пожалуйста, останься со мной? — Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя еще более пристыженной, чем я уже есть, — говорю я, сквозь запертую дверь.

— Здесь нечего стыдиться. Я тоже хотел этого. Но я не могу. Я твой врач.

И ты отвратительна.

— Я знаю. Прости меня. Мне не надо было обнимать тебя, — говорю я еле слышно.

— Пожалуйста, открой дверь. — Его голос такой низкий и спокойный, что трудно не поддаться ему.

Я сломлена. У меня никогда не будет отношений с мужчиной. В особенности таким, как Доминик.

Я глубоко вдыхаю и, отперев, открываю дверь. Он стоит облокотившись на противоположную от ванны стену.

Он делает шаг мне навстречу, но я машу головой, выставляя вперед руку.

— Я сожалею, что не остановился, Эйлин. Это я виноват, — говорит он, засовывая руки в карманы своих джинс.

— Давай пойдем позавтракаем и просто забудем об этом.

— Тебе все еще надо принимать твои антибиотики, чтобы окончательно поправиться.

— Конечно, — говорю я тихо, заходя в кухню и садясь за стол.

Мы с Домиником едим в полнейшей тишине, я ни разу не смотрю на него.

Я так боюсь того, что могу увидеть в его глазах, что не могу позволить себе поднять взгляд.

Он, скорее всего, унижен тем, что такая отвратительная, травмированная женщина навязывает себя ему. Я, наверняка, отталкиваю его.

С чего бы ему хотеть меня? С чего бы вообще кому-нибудь хотеть меня?

Меня уже не починить.

Если даже я не могу смотреть на себя, каково ему выносить мое уродство?

Глава 14

Доминик

Твою мать.

Я сижу в своем кабинете и пялюсь в горящий экран своего ноутбука.

Черт возьми, как я мог быть таким дураком?

Она обняла меня, и в тот момент как взял ее теплое тело в свои руки, я больше не хотел ее отпускать.

Твою мать.

Я такой идиот. У меня никогда не было ничего подобного с пациентками. Что делает Эйлин такой особенной?

Я беру ручку и кручу ее между пальцами, все еще думая об этом чертовом объятии. Ее мягкое, маленькое тело, прижавшееся ко мне, то, как ее груди терлись о мою грудь и эти маленькие сексуальные стоны, вырывающиеся из нее, пока руки Эйлин путешествовали по моей спине.

Я закрываю свои глаза, вспоминая те несколько драгоценных моментов, когда мы стояли там, не обращая внимания на правила, предубеждения, и все это дерьмо «доктор — пациент».

Ее мягкие, женственные изгибы, цитрусовый запах шампуня, исходящий от ее волос, и гладкая кожа ее затылка.

Мое сердце ускоряет свой бег при воспоминании о том, как все это ощущалось: запутываться в шелковых прядях ее волос, как она отвечала, прижимаясь ближе ко мне.

Чувствую, как мой член твердеет при воспоминании о призывающих тихих звуках, которые она издавала, и желании поцеловать ее полные, упругие губы. Не грубо, но деликатно, нежно. Я хотел бы наклониться к ее губам, в ожидании разрешающего знака, отметить ее своей. Я думаю о том, как мой язык легонько трется об ее, говоря своим поцелуем, что я дам ей все, о чем она попросит.

Тук, тук.

Блядь.

Я открываю глаза и замечаю, что потираю свой член через джинсы. Теперь у меня огромный чертов стояк. Блядь.

— Да, — говорю я, подвигая кресло ближе под стол так, чтобы Лорен не увидела выпуклость на моих штанах.

Она открывает дверь, заходит внутрь и присаживается на кресло напротив меня.

— Да, Лорен, чем могу тебе помочь? — ставлю локти на стол, дабы прикрыть еще больше свою эрекцию.

— Я хочу поговорить с тобой об Эйлин, — начинает она.

— Тут не о чем говорить.

— Ты уделяешь ей очень много времени, что, я уверена, очень здорово. Видимо, она делает успехи. Но со стороны кажется, что между вами происходит что-то большее.

— Это не… — начинаю я, но она вытягивает руку в останавливающем мою речь жесте.

— А теперь послушай, я уже давно работаю на тебя, и ты никогда не смотрел на свою пациентку подобным образом. Но эта, я знаю, с ней все по-другому. Ты сияешь, когда возвращаешься от нее. Ты даже ночевал у нее в доме. Да, я знаю, что она была больна, и ты оставался присмотреть за ней, но здесь определенно что-то большее. Я знаю это.

— Лорен, тут правда…

— Не надо, Дом. Не надо мне лапшу вешать на уши, — говорит она, наставляя на меня свой тоненький пальчик. — Я не идиотка. Я вижу, как ты изменился. Ты не нервничаешь, как раньше, особенно после того, как возвращаешься от нее. — Лорен перестает говорить и садится в кресло, кладя ногу на ногу, смотря на меня и ожидая ответа.