Почини мою куклу, старик - [2]

Из-за нее они и повздорили.

— Слушай, Степка, — спросил как-то Илья, пытаясь сквозь помехи уследить за ходом футбольного матча. — А чего ты все с этой куклой возишься? Давай, я тебе пистолет смастерю, что ли? Ты ведь уже взрослый парень, а парни не играют в куклы.

— А я не играю, — тон мальчика заставил Илью оторваться от стремительной атаки «Зенита». — Мы дружим.

— В смысле? — не понял Илья.

— Мы с ней разговариваем. Она купаться любит, про море мне все время рассказывает, а я ей про поезда. Я про поезда все знаю. Мой отец обходчиком был. А вот моря я не видел, — вздохнул Илья. — Мама все обещала, да так и не успела меня свозить.

— Хорош заливать-то! Выдумываешь все, — Илья взлохматил Степкину вихрастую голову, и, встретив не по-детски суровый взгляд, понял, что ляпнул лишку. — Она ж игрушечная, Степ! Она говорить не умеет.

— Умеет! Она у меня в голове говорит! И голосок у нее тоненький-тоненький! — возмутился Степка. Илья тактично промолчал. Слова Татьяны о здоровье мальца приобрели новый смысл. — Не веришь, да? Ну и не надо, — нахмурился мальчик и соскочил с дивана. Прежде чем выйти из комнаты, он добавил: — Между прочим, это она сказала, почему Дик лает.

* * *

На следующий день Степка утонул.

Все утро он донимал тетку, просил отпустить покататься на санках. От былого мороза не осталось и следа — погода наладилась. Пушистыми хлопьями повалил снег.

Илья, пытаясь загладить вину, поддержал парня, обещал присмотреть. Татьяна не устояла и разрешила.

Крутой спуск к реке отлично заменял горку. Степка катался и визжал от радости. Старательно пыхтел, волочил за собой санки, взбираясь на кручу. Его обычно бледное лицо раскраснелось и стало таким же розовым, как у Ляли. Он забыл о размолвке и вовсю балаболил, предлагал прокатиться. Илья смеясь, отказался наотрез. Сослался на возраст, говорил, что санки для троих маловаты…

Лед треснул, и Степка ахнул с головой в студеную воду.

Илья кубарем скатился с обрыва. Кричал на бегу, звал на помощь.

Выныривая, мальчик орал на одной пронзительной ноте. От поселка темными точками заспешили на подмогу. Илья распластался лягухой, подполз к полынье и увидел, как варежку с зажатой в ней куклой стремительно затягивает под лед. Кинулся вслед, окунул руку по плечо, схватил под водой игрушку и натужно рванул.

И вдруг почувствовал, что Степка отпустил куклу.

Вынутая на свет божий мокрая Ляля поджала губы в скорбной улыбке, тихой грустью поминая своего хозяина. Илья обессилено перевалился на спину и понял, что плачет.

* * *

Тело так и не нашли. Ни в тот день, ни на следующий.

Вечером вернулся муж Татьяны, Егор. В доме собралось человек десять. Женщины утешали рыдающую в голос хозяйку, мужики пили молча.

Разошлись к полуночи. Уверенный, что уснуть не удастся, Илья все же пошел к себе. Степкина игрушка ждала его на подоконнике.

— Можно я оставлю это? — внезапно спросил Илья Татьяну, которая в прострации мыла посуду.

— Что? — встрепенулась женщина.

— Оставлю ее себе, — показал Илья куклу.

Татьяна побледнела, замерла и вдруг взорвалась:

— Убери, убери эту дрянь с глаз моих! — она спрятала лицо в ладонях и запричитала. — Это все Прохор! Кукольник! Он говорил — все будет хорошо! Говорил! Мы так надеялись, так надеялись! Мы так…

Егор, вышедший на крики, сгреб жену в охапку и затолкал в комнату. Молча сел за покрытый клеенкой стол. Медленно взял стакан, сушившийся кверху дном на расстеленном полотенце. Плеснул на два пальца. Выпил и задымил сигаретой.

Из-за двери слышались женские всхлипы. Егор запустил пятерню в бороду и застыл.

Дым тонкой струйкой поднимался к потолку, танцуя вокруг зеленого пластмассового абажура. Сигарета тлела, превращаясь в скукоженный серый столбик. Он мелко дрожал вместе с душащими фильтр пальцами.

Илья глянул на Лялю и вдруг осознал, что непременно должен встретиться с этим Прохором:

— Где мне его найти? — голос прозвучал глухо.

Илья замялся, подбирая слова, чтобы объяснить Егору и самому себе, кого и зачем ему непременно нужно увидеть…

Но они не понадобились.

— За колодцем, — не глядя, процедил Егор.

* * *

Дом Кукольника стоял на окраине поселка. Впрочем, дом — это сказано громко: балок на колесах. Синяя краска облупилась, местами свернувшись причудливыми листьями, и навевала Илье мысли о заброшенном дендрарии. Прожектор, прилаженный к сосне, нервно бросал дрожащее мутное пятно света у лестницы. Он словно предупреждал — укрытая снегом чаща полна хищников. Или даже чудовищ.

Илья вынул из-за пазухи куклу. Ляля все так же улыбалась, успокаивая разыгравшееся воображение.

— Господи, что я делаю? — пробормотал Илья, сжал куклу покрепче и, в два шага одолев ступени, постучал.

Дверь отворилась, обдав Илью тяжелым теплом и смесью затхлых запахов.

— Чем обязан? — нахмурил брови патлатый старик.

«Чем обязан» не вязалось с растянутым замызганным свитером, ватными штанами и валенками. Прожектор услужливо вспыхнул и высветил обветренное, почти бурое скуластое лицо. Лоб, распаханный бороной времени, впалые щеки, подернутую сединой щетину. И стеклянный немигающий взгляд выцветших глаз.

— Доброй ночи. Вы Прохор? Я… — начал было Илья и замешкался. Взгляд старика внезапно обрел глубину и оцарапал до озноба. Рубанул наотмашь и вернулся, остановился на кукле.