Почётная шуба - [5]

Выйдя из казарм измайловцев. Петр Иванович почувствовал непреодолимое желание зайти к своему испытанному другу и учителю, действительному тайному советнику — генерал-майору Ардальону Ардальонычу Треснулову, чье имя у каждого на слуху. Да и немудрено: Ардальон Ардальоныч отыскал в короткий срок три потерянные речи Цицерона, доказал теорему, астрономическое же время по Треснулову для людей чиновных есть лучшее время их жизни…

Вот к какому человеку завернул Петр Иванович. Застал он его по обыкновению в постели с 30 цыплятами, так как по указанию врачей боролся со своей подагрой живым теплом, исходившим от тел будущих кур.

— Сегодня всех их велю отправить на кухню! — сказал Ардальон Ардальоныч при появлении Петра Ивановича, — А сам на часок закутаюсь в Вашу Почетную Царскую Шубу и хвори моей — как не бывало! Одолжите на часок? — подмигнул Ардальон Ардальоныч, и Петр Иванович не смог не подивиться представшему перед ним образцу осведомленности и проницательности.

— Читали ли вы сегодняшние газеты? — тут же спросил Треснулов, и Петру Ивановичу ничего не оставалось, как изумиться сердцем во второй раз: и осьмилетний англичанин не ускользнул от Ардальона Ардальоныча.

— Читал, — отозвался Петр Иванович. — И не нахожу удовлетворительных объяснений.

— О том ли вы? Гете прислал при вежливом письме переводчице стихотворений его, госпоже Панкук, в Париж серебряную медаль, выбитую по случаю празднования юбилея его в Веймаре.

— Корректный поступок великого германца, — одобрительно кивнул Петр Иванович.

— Признаюсь, я не читал сегодняшних газет… Но живо вижу, как великий германец укладывает медаль, надписывает конверт: «В Париж», сверху сыплет песком для верности, а там на лошадях — вон из Веймара.

Хоть бы один день, уломать чертей, пожить как Гете; пробуждение неизвестно от чего голубым утром, записывание приснившейся строфы из второй части на черепаховую бумагу, обязательный час географии, позванивание в серебряный колокольчик с требованием ужина, потом спросить очищенных ядер сладкого миндаля, 4 фунта ржаной и картофельной муки, по полфунта масла розового, златоцветного и ясминно-го, 4 фунта мускусовой эссенции, 6 унций жидкого перуанского бальзама и 60 гранов розовой и коричневой эссенции и — тщательно растереть полученной смесью кожу. Юная кожа начинает буквально струиться под пальцами.

Оттого Гете свеж, как говорят, как утро.

— А что вы скажете, Ардальон Ардальоныч, о приезде сегодня в нашу столицу среди прочих осьмилетнего англичанина? — с волнением спросил Темляков.

— Позвольте, я объяснюсь сам, — раздался голос слишком чистый в русском произношении, чтобы быть русским, и в полосе света проявились черты быстрой, как ртуть, фигуры.

— Отчего в газетах вы выдаете себя за осьмилетнего англичанина, в то время как вы значительно более зрелый англичанин? — подозрительно спросил Петр Иванович голосом, не позволявшим в ответе скороспелой лжи.

— Оттого, что Гаррисон, мой старый школьный товарищ, построил хронометр, — отвечал осьмилетний англичанин, — пытаясь создать прибор для легчайшего и вернейшего средства определения долготы мест на море… Этим я хочу сказать, что с определением точного времени всегда какие-нибудь истории. Увы, мне далеко не восемь лет, а скорее осьмнадцать, если не считать тех десяти лет, которые не удались в нравственном отношении совершенно, и, тем не менее, 30 лет для мужчины — это его время!

— Да, 30 лет для мужчины… — согласились Треснулов и Темляков.

— Господа, — между тем продолжал англичанин, — жизнь моя такова, что может ежесекундно прерваться вследствие действия неблагоприятных обстоятельств. Если бы я был деревом в Йорке, то уже десятки раз вырывался бы с корнем из почвы… Возрождался же я путем более смутным, чем фениксов. Легендарная возрождалась из пепла, я — из ничего. И тем не менее однажды счастье улыбнулось и мне. Я собственноручно спас нашего доброго короля во время его произвольного купания в море и получил патент на привилегию уникальную, привилегию, которую можно разделить исключительно с членами королевской фамилии… Господа! (Англичанин встал.) Привилегии, дарованные мне, таковы, что я могу без особого дозволения являться во дворце Сент-Джеймском и выезжать в экипаже в круг в Гайд-Парке!..

Но увы… мне никогда не явиться в Сент-Джеймсе с девизом импровизации на гордом челе. Чрезвычайные обстоятельства мои таковы, что я решился продать патент на эту привилегию…

Быстрые, как ртуть, черты британца побелели.

— Однако я оставляю себе в залог моего будущего возрождения патент на въезд в круг в Гайд-Парке.

Быстрые, как ртуть, черты лица британца гордо заалели.

— Отчего же в этот чрезвычайный час я обращаюсь к вам?.. — Он устремил свой твердый взгляд на Петра Ивановича. — Оттого, что вам нынче пожалована русским венценосцем шуба с царского Плеча и вам более чем кому-либо может быть продан патент.

— Но может ли патент на столь выдающуюся привилегию продаваться другому лицу? — спросил Петр Иванович.

— Если при дворе английского короля без спросу вместо меня появится другой достойный и порядочный человек — как вы, то это лишь усилит блеск короны!!!