— Алло! Кто говорит? Антипов? Вот ты-то мне и нужен. Почему у тебя на объекте посторонний шум? Работать невозможно! Что говоришь? Не шум это, а песня? Та-ак… Еще утро, понимаешь, а у тебя уже песни поют!.. Я тебя, Антипов, за моральное разложение коллектива прогрессивки лишу!.. Что говоришь? Студенты помогать приехали? Как, уже? Мы ведь их позже ждали… Не приготовили ничего… А? В палатках устроились? Романтики? Энтузиасты?.. Мать честная, этого только не хватало!.. И много их? Целый отряд? И все под гитару поют? Ах, ты, господи!.. Слушай, Антипов, дай им работу. Пусть яму копают. «Какую, какую»! Большую яму, глубокую, чтоб на весь ихний срок хватило. После бульдозером засыпем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *
— Алло! Антипов? Ты случаем в детстве не уроненный? Я тебе русским языком сказал: уйми этот молодняк! У меня от песен уже голова лопается! Почему они яму не копают? Выкопали уже? Пусть глубже копают. Нельзя глубже? Уже целый котлован? Та-ак… Тогда, Антипов, пусть они в нем фундамент закладывают. «Какой, какой»! Основательный фундамент, прочный. Чтоб подольше работали, После бетон в непроизводственные потери впишем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *
— Черт знает что, Антипов! Дадут мне твои сопляки сегодня работать или нет?! Что говоришь? Фундамент уже заложили? Ну, я не знаю, Антипов, делай с ними что хочешь! Но у меня в конторе должно быть тихо!.. А? Кирпич потребуется? Ладно, бери кирпич, после из твоей зарплаты вычтем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *
— Слушаю… Да, я… Ах, это ты, Антипов? Как там твои песняры? Что?.. Отделочные работы заканчивают? Какие отделочные работы? Какой Дворец культуры? Мы ж его только в сентябре должны закладывать! Нам же по плану на него полтора года отпущено!.. Слушай, Антипов, выходит, я рапортовать могу о досрочной сдаче? Выходит, нам премия теперь полагается?.. Антипов! Голубчик ты мой! Передовик замечательный! Ударник! Правофланговый! На Доску почета тебя повешу! В газете портрет напечатаю! Чего хочешь проси — сделаю!.. Что? Студентам разрешить песню спеть?.. Ну, ладно уж, пускай исполняют. Только негромко. Не люблю я лишнего шума в рабочее время, Антипов!..
Весна. Солнце. Зяблики. Я сижу на балконе и, зажмурив глаза, вдыхаю утренний кислород. Я сижу, вдыхаю и чувствую, как моему сердцу хочется ласковой песни. И, разумеется, хорошей, большой любви. Моему сердцу так хочется этой самой любви, что я даже сжимаю кулаки от нетерпения.
Я знаю, какой она будет. Она будет длинноногой и голубоглазой. У нее будут удивительны© ресницы. Длинные и пушистые. Ресницы-веера. Ресницы-опахала. Она будет взмахивать ими, как крыльями. Она будет пикировать на своих ресницах, как бомбардировщик, чтобы разбомбить мое сердце.
Ей будет двадцать два года. Нет, двадцать. Нет, лучше всего— девятнадцать. Она будет юна и прекрасна. Ее голос будет высоким и чистым, как мелодия Сен-Санса в исполнении ансамбля скрипачей Большого театра. Она будет петь. Она будет петь и аккомпанировать себе на арфе. Она будет петь под арфу старинные романсы, и все кругом будут умирать от отчаянного восторга. А потом аплодировать и забрасывать ее с ног до головы алыми розами. Но она будет смотреть только на меня.
Она будет влюблена в меня пламенно и страстно. Она будет говорить мне: «Милый…» — и тереться щекой о мое плечо, как кошка. «Милый, — будет говорить она, — я никого не хочу видеть. Я стану играть на арфе только для тебя одного. Ты и я — мы вдвоем — разве это не счастье?»
— Счастье! — шепчу я. — Это настоящее счастье!
Я открываю глаза и вижу ее перед собой. Она стоит рядом, на балконе, длинноногая и голубоглазая. И вздрагивает ресницами, словно крыльями.