Почерк - [31]
– А что за поле, какое оно? Ну-ка, опишем-ка!
– Зима, – сказал Андрей Петрович, – в снегу все. Ни следочка нет, даже заячьего… Припорошило… А деревце далеко стоит… Километр, может…
Белый ударил в глаза, залил белки – до самого мозга, как если бы у меня была белая кровь.
– Не могу, – прошептал он, – страшно. Белое все. В голову ударило.
Это было хорошо: значит, мы были вместе. Значит, чувствовал его я хорошо.
– А ну-ка, не бояться! – повелел Охтовский. – Поле, зима! Красота. А что за местность? Какая страна?
– На поле не написано. Как тут поймешь…
– Думайте, думайте, где вам спокойнее было бы…
– Так в Норвегии это, – ответил моментально пациент, – чую, в Норвегии.
– Ага… Теперь дальше. Вы-то где? Прямо-таки посреди поля стоите? Холодно вам?
– Нет вроде, – Андрей Петрович поворочался в кресле, – не холодно… В сторожке я… Убрано все, дубом пахнет… Иней на окне.
– Красота! – сказал профессор. – Хорошо, покойно. И что же, прямо-таки у окошка и стоите?
– Нет… Не стою, лежу… На кровати широкой… На шкуре медвежьей.
Запахло уютной домашней пылью, дубом, прогретой зимней свежестью. Правый бок лизнуло горячим.
– Печь имеется, – сказал Андрей Петрович. – Покойно мне тут… Страху нет…
Показалось, что Лика коснулась меня снова, провела по щекам, по шее. Но это Андрей Петрович вскрикнул:
– Трогает меня!
– Кто вас трогает, голубчик? – спросил Охтовский.
– Баба… Руки у нее горячие… Пальцы длинные… Волосы ерошит, губы теребит… С ума сводит.
– Это прекрасно! Вот и нежность. Завидую вам… А что за баба, как выглядит?
Наступило молчание. Мне было трудно балансировать между белым и черным.
– Не вижу… Повернуться боюсь.
– А ну-ка, не бояться! Давайте посмотрим на нее!
Белое куда-то ушло, свернулось, как клочок бумаги.
– Черная баба… Афронегритянка!
– Восторг! Понимаю вас, как мужчина, это прекрасно… Молодая, стройная?
– Очень!
– Итак, вы в Норвегии, зимой, в деревянном домике, на кровати с медвежьей шкурой, рядом негритянка… Прекрасная мечта! А чем занимаетесь? Ну-ка, не стесняться!
Грустный, немолодой Андрей Петрович выдохнул:
– Интим у нас…
Запах дуба, как терпкого коньяка, медленно заполз в ноздри, я почувствовал прикосновения черной девушки. Она гладила мне лоб. Касалась пальцами губ. Губами – пальцев.
– Хорошо вам? – спросил Охтовский, как будто у нас обоих. Я еле сдержался, чтобы не ответить.
– Да-а! – протянул Андрей Петрович.
Черная девушка нависла, заслонила белое поле и деревце в окне.
– Вот мы и сформировали вашу мечту, ваше представление об идеальном. Тут и любовь, и нежность, и восторг, и красота. Вот где вы находитесь на самом деле каждую секунду существования, но… Это не делает вас счастливым!
– Нет!
– Мечта тяжела, она давит. Я помогу вам избавиться от этого груза… Итак, что мы имеем: поле, зима, деревце, Норвегия, сторожка, кровать со шкурой и голая негритянка. Приступим!
Я услышал, как Лика взяла пациента под руки и повела в Камеру Замещения. Полиэтиленовые бахилы зашуршали по полу. Вдруг шуршание прекратилось, Андрей Петрович сказал:
– Не голая.
Каблуки зацокали. Охтовский подошел.
– Как так не голая? А ну-ка, начистоту! Сами же сказали: в постели, интим!
– Одета она… частично…
Я пока ничего не видел. Может быть, раствор плохо усвоился.
– И как же одета? Чулки? Белье кружевное? Понимаю вас как мужчина.
Мне было, конечно, не очень приятно, что Лика вынуждена все это слушать.
– Нет, – сказал Андрей Петрович, – белья нет. Там у ней как раз все голое… Свитер вижу…
– Хм… Вот неожиданность… Ну, хорошо… Описать можете?
Я уже сам мог описать. Черное тело отстранилось, попало в свет. Белый, крупной ручной вязки свитер плотно облегал грудь, едва доставал до бедер. Прямо на груди стройно, один за другим, как заячьи следы на снегу, выстроились…
– Олени! – сказал пациент.
– Вот как, – Охтовский не придал этому большого значения, мелочи были неважны, главное было не терять время, пока длится состояние № 2, – ну хорошо, пусть с оленями.
Лика закрыла за пациентом дверь Камеры. Мы остались с ним одни, разделенные стеклянной перегородкой.
Всем сердцем я хотел сейчас сидеть неподалеку, за яблоневым садом, на горячих камнях. Держать Лику за кончики пальцев, не решаясь трогать выше, даже верхнюю часть ладони. Смотреть на дальний, растворенный в мареве микрорайон, не отличая верхушки домов от застывших облаков. Конечно, плохо так говорить: получалось, что мне интересно с Ликой только в этой приятной обстановке, что дело не в ней непосредственно, будто она только часть красоты и восторга.
Я прогнал мысли о личном и сосредоточился на процессе Замещения.
«Зима… Норвегия… Деревце…»
– Сейчас мы будем избавлять вас от навязчивых образов, – протяжно сказал профессор… Падайте!
Я и Андрей Петрович провалились глубоко, в пространство без воздуха и света. Я успел, пока не наступила кромешная темнота, повторить: «Шкура… негритянка… дуб…»
Очнулся от нежного прикосновения к губам. Глаза открывать не хотелось, так было хорошо. Широкая ладонь с тонкими пальцами легла на лоб.
Открыл глаза. Свет падал на потолок сквозь стекло мягко, не оставляя креста. Снега еще не было видно, но он уже был здесь, в комнате. Я поднялся на локтях. Вдалеке, может быть, в километре, стояло деревце. Черная девушка опрокинула меня на спину и поцеловала. Мои руки вцепились в медвежью шкуру, старую, пахнущую всем домом, каждым предметом в нем. Я обнял девушку, заскользил ладонями по границе ее кожи и белого свитера. Караван оленей заслонил свет, жар ее груди согрел через тонкую шерсть.
Читателя этой книги, всегда забавной и страшной, ждет масса удовольствия, потому что главное читательское удовольствие ведь в узнавании. Все мы это видели, все понимали, а Сегал взял да и сказал. Думаю, что все эти рассказы и повесть сочинялись главным образом не ради будущих экранизаций и даже не для литературной славы, и уж подавно не для заработка, а в порядке самолечения. Если бы Сегал не написал все это, он бы сошел с ума. И тому, кто тоже не хочет сойти с ума, полезно прочитать и перечитать эту небольшую книжку, возможно, самую неожиданную за последние лет десять.
«Молодость» – блестящий дебют в литературе талантливого кинорежиссера и одного из самых востребованных клипмейкеров современной музыкальной индустрии Михаила Сегала. Кинематографическая «оптика» автора превращает созданный им текст в мультимир, поражающий своей визуальностью. Яркие образы, лаконичный и одновременно изысканный язык, нетривиальная история в основе каждого произведения – все это делает «Молодость» настоящим подарком для тонких ценителей современной прозы. Устраивайтесь поудобнее. Сеанс начинается прямо сейчас.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…