Почему я люблю Россию - [4]
Первая неожиданность: по прибытии в Москву я не нахожу в багаже литургическую чашу, которую захватил с собой, а в коммунистической России купить новую невозможно — в Москве не было магазинов, где продавалась бы религиозная утварь. В глубине сердца решаю: я миссионер, оказался в затруднительной ситуации, в крайнем случае во время мессы буду пользоваться стаканом (не могу же я прожить целых два месяца без Святого Причастия!).
На следующий день я отправился в храм св. Людовика чтобы встретиться с настоятелем, довольно пожилым и почтенным священником: рассказал ему о том, что со мной произошло, и он одолжил мне запасную чашу. Теперь я мог совершать мессу в университете.
3 июля: начало занятий в поточной аудитории факультета филологии и иностранных языков. На летние курсы приехало около трехсот студентов. Нас приветствует ректор Университета, я прошу одного студента помочь мне понять, о чем он говорит, потому что сам я пока плохо улавливаю русские слова на слух.
После теста для определения уровня знаний нас распределяют на группы, и я, сам не знаю почему (наверное, из-за возраста), попадаю в группу продвинутого уровня.
Изучаю расписание занятий моего факультета и с удивлением вижу на первом месте курс научного атеизма. Я растерялся: вот это да! Мне, священнику, рукоположенному тридцать лет назад, придется слушать лекции по атеизму, более того, по научному атеизму? Несколько лет спустя мои будущие семинаристы и друзья расскажут мне, что им приходилось изучать диалектический материализм и без конца повторять: Бога нет. Тот, у кого было мужество сказать противоположное, встречал отпор марксистской тирании. Так, Ирина, защитив диплом по филологии, призналась кому-то, что верит в Бога. Ежедневно она участвовала в мессе; ей было тогда двадцать три года. Через несколько дней у дверей храма св. Людовика тайный сотрудник КГБ надел на нее наручники… Следующие долгие семь лет она провела в исправительно-трудовом лагере. Ирина рассказывала, что ее натруженные руки часто кровоточили, из-за боли она не могла заснуть и ночами молилась об обращении России и о Сталине. В сердце она простила всех, хотя эти семь лет означали крушение будущей карьеры: имея за плечами срок, она не могла работать преподавателем, дожила до восьмидесяти лет в бедности.
Убежден, что есть все основания после ее смерти начать канонический процесс по прославлению ее в лике блаженных. Свою жизнь Ирина провела в молитве, смиренно страдая за то, что подобно мученикам первых веков однажды исповедала: «Я — христианка». Когда кто-нибудь из священников в лагере подпольно совершал мессу, Ирина не приобщалась Святых Тайн, но прятала пресуществленные Дары в подкладке телогрейки, чтобы поклоняться Иисусу в Евхаристии днем и ночью, вынужденно бодрствуя из-за ломоты в руках. Жизнь многих ныне чтимых святых не была такой суровой. Ирина же в совершенном смирении приняла страдания, выпавшие на ее долю.
Итак, в год, когда я приехал в Москву, курс научного атеизма все еще был включен в расписание. Мы спросили у Светланы, нашей преподавательницы русского языка: «Сколько человек записалось на этот курс в академическом году?» Она искренне призналась: «Никто». Спонтанно мы все захлопали в ладоши, а уже в 1991 году научный атеизм был исключен из учебного плана, благодарение Богу!
Вместе с группой из двадцати иностранцев я приступил к изучению интенсивного курса русского языка и русской культуры; дома продолжал свои занятия, слушая кассеты и стараясь разговаривать на русском языке.
Самым волнующим моментом этим летом для меня была вечерняя месса. Около девяти часов вечера я и мои друзья (трое-четверо итальянцев) совершали литургию в моей комнате. В главном здании Московского университета, любимом детище Сталина, нет часовни. Месса — центр каждого дня, прожитого священником, за эти два месяца она была для меня поистине огромной радостью. Вечерами подоконник комнатушки общежития для студентов превращался в «алтарь». На подоконнике я устанавливал чашу и миссал, а когда возносил патену и чашу, передо мной были не мои дорогие монахини из веронской общины (всего тридцать сестер), а огромный освещенный мегаполис и десять миллионов человек. Это укрепляло мою молитву прославления: вечерняя месса, совершаемая за Россию, чаша, возносимая ради спасения всего мира.
Через несколько дней я отважился попросить ректора:
— В университете учатся иностранцы, нас триста человек, я — «служитель культа». Могу ли совершить в воскресенье литургию?
— Не возражаю. Наступила перестройка, можно делать что угодно, даже в университете. Только здесь нет церкви, — ответил ректор.
— Я знаю. Сталин храмы не строил, а разрушал.
Но ректор был умным человеком и предложил:
— Пожалуй, могу уступить Вам конференц-зал.
Поблагодарив его, я украсил зал цветами и повесил объявление на всех факультетах: 20 июля, в воскресенье, в 10 часов состоится христианское богослужение. Все было готово, однако сердце мое учащенно билось: что будет? Итак, я иду по коридорам, облаченный в литургические одеяния. Народ смотрит на меня как на марсианина, особенно потрясена был дежурная на моем этаже.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.