Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - [28]

Таким образом, если Ота Шик действительно верил в возможность того, что принято называть «Третьим путем», то другие идеологи «Пражской весны» просто своими идеями строили лестницу, по которой можно медленно добраться до верха забора советской системы, и если получиться, то уже броситься вниз, к тому, что было до 1948 года, к нормальной, привычной Европе.

Видит бог, я не считаю, что Россия является «родиной слонов». Но как человек, уже более полувека принимающий активное участие в идеологической жизни сначала СССР, а после 1991 года РФ, могу сказать, что не было у чехов во время «пражской весны» ни одной идеи, которая в той или иной форме не имела хождения среди советской интеллигенции. Причем я имею в виду идеи, циркулировавшие в публичном пространстве. Разве организация так называемого «бригадного подряда» Худенко в Сибири не несла в себе идею соединения плановой экономики с «хозяйственным расчетом»? Кстати, ваш покорный слуга вместе с Анатолием Стреляным еще в декабре 1965 года защищал на страницах «КП» «бригадный подряд» Худенко, как и Ота Шик свою идею хозяйственного расчета, ссылкой на того же молодого Маркса, на его учение о «подлинном обобществлении средств производства». «Пражская весна» на самом деле была прямым продолжением хрущевской оттепели, которую она, «Пражская весна», убила.

Февраль 2018

Вперед, к Сталину!

О «кладбищенском» патриотизме посткрымской России

«Русская весна» родила новую Россию, с совершенно неожиданными идеологическими проектами. Сталин при жизни при всей своей фантастической власти все же не решился сделать то, что сделал «великий Мао» – создать собрание своих изречений и навязать его стране как некое подобие Священного писания. А в новой России, рожденной «Крымнашим», популярный в стране «Изборский клуб» Александра Проханова полагает, что без издания и распространения, особенно среди молодежи, «политического букваря, где были бы собраны ключевые сталинские цитаты», мы никогда не достигнем нужной нам «мобилизации русского народа», выживания в современном мире. И самое поразительное, что некоторые авторитетные историки, к примеру, Андрей Фурсов, не только поддерживают этот проект издания «сталинского букваря», но и считают, что без преодоления характерного для последних десятилетий негативного отношения к Сталину мы не сможем сохранить, воссоздать все, на чем держится Россия. Русскость, с его точки зрения, сегодня определяется позитивным отношением к Сталину и, соответственно, к его победам. А тот, кто продолжает «ненавидеть Сталина», говорит в интервью газете «Завтра» Андрей Фурсов, тот на самом деле несет в своей душе не столько неприятие вождя народов, сколько «ненависть к исторической России» («Сталинский букварь. 5 марта – день памяти Иосифа Сталина», газета «Завтра», № 8, 2018 г.)

Вот такая история. Такого еще не было ни в советское время, ни в посткоммунистической России. Русскость, самое святое, что у нас есть, напрямую связывается с именем руководителя страны, на совести которого муки и страдания, смерть миллионов людей. И Андрея Фурсова как ученого не смущает, что он таким образом выводит за границы русскости всех выдающихся представителей национальной культуры, оказавшихся в эмиграции, для которых, как для Ивана Бунина, Николая Бердяева, Семена Франка, сталинизм олицетворял прежде всего «жестокое насилие», «палачество», «неслыханную тиранию» над русским народом. Надо называть вещи своими именами. По сути модные ныне попытки жестко связать русскость с именем Сталина означают откровенное предательство и по отношению ко всей великой русской культуре, и по отношению к своему собственному народу.

И мне думается, что нам пора осознать, чем на самом деле грозит России и духовному здоровью русского народа отказ от осуждения на государственном уровне преступлений против человечности, совершенных большевиками, и прежде всего Сталиным. Вместо русской философии сострадания к болям и мукам человека, даже маленького человека, вместо философии самоценности каждой человеческой жизни, философии «Бесов» Федора Достоевского нам сегодня предлагают какой-то «кладбищенский патриотизм», связывающий величие вождя с его способностью идти на апокалипсические жертвы во имя своих целей, пристрастий своей больной души. Сегодня проблема страшной человеческой цены достижений «державника» Сталина нарочито отодвигается на задний план. И при этом сегодня в рамках «кладбищенского патриотизма» отрицание ценности человеческой жизни сочетается с откровенной ненавистью к правде, ненавистью к тем деятелям культуры, которые имели мужество говорить вслух о цене наших побед в Великой Отечественной войне. В рамках «кладбищенского патриотизма» «Изборского клуба» фронтовик Виктор Астафьев со своим рассказом о страшной цене нашей действительно «великой победы» 9 Мая, был бы сегодня объявлен «государственным преступником». «Советская военщина, – писал Виктор Астафьев, – самая оголтелая, самая трусливая, самая подлая, самая тупая из всех, какие были до нее на свете. Это она „победила“ 1:10! Это она бросала наш народ, как солому в огонь – и России не стало, нет и русского народа… Сколько потеряли народа в войну-то? Знаете ведь и помните. Страшно назвать истинную цифру, правда? Если назвать, то вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощение за бездарно „выигранную“ войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови».