Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - [37]
– Да. Когда появился Нури со своими требованиями регистрации партии, председателем Верховного совета Таджикистана был Каххор Махкамович Махкамов. Я принимал участие в одной из встреч Каххора Махкамовича с лидерами движения: там были Нури, Химматзода, Давлат Усмон и [Ходжи Акбар] Тураджонзода (глава Духовного управления мусульман Таджикской ССР, впоследствии – один из лидеров Объединенной таджикской оппозиции. – А.Д.). Когда мы обсуждали этот вопрос, Тураджонзода сказал, что ислам не нуждается в партии. Поэтому на тот момент мы не стали их регистрировать – это случилось позже.
– И при этом Тураджонзода так и не стал членом партии, как он потом говорил.
– Мне приходилось встречаться с лидерами Исламской партии возрождения, и я часто разговаривал с Нури. Они были уверены, что наше общество не готово к исламской государственности, и не ставили такой цели. Но в ходе выборов президента 1991 года их противники пугали электорат, что к власти придет исламская партия и тогда у нас будет исламское государство, паранджи, третьи-четвертые-пятые жены. Это подействовало – люди не поддержали кандидатуру Давлатназара Худоназарова, который был выдвинут демократическими силами и при поддержке Исламской партии возрождения.
– Тезисы о том, что жен будет несколько и все будет по шариату, были просто пугалками?
– Да. По крайней мере от самих лидеров движения я такого не слышал. Конечно, их настоящей целью было верховенство законов шариата. Но, повторюсь, они понимали, что общество не готово к этому.
– Можете приблизительно оценить, какое количество людей в Таджикистане в те годы считали себя правоверными мусульманами и были согласны с требованиями, сформулированными партией?
– На мой взгляд, тогда эту идею поддерживали 5–7 % населения, не больше.
– Но это оценки навскидку, никаких опросов не проводилось?
– Нет, не проводилось.
– Были в республике исламизированные районы?
– Да. Раштская группа районов – Гарм, Таджикобад, Джиргаталь – и Курган-Тюбинская область считали себя сторонниками Исламской партии. А, допустим, на Памире, в одном из районов которого я был первым секретарем партии, тогда ни одной мечети не было.
– И даже молельных домов не было? Скажем, подпольных.
– Нет.
– А если бы кто-то захотел устроить такой молельный дом, ему бы тут же дали по шапке?
– Не знаю. У меня как у первого секретаря райкома партии, который по долгу службы был обязан бороться с этим, таких проблем не было. Три года я был первым секретарем и ни о чем подобном не слышал.
– Присутствовало ли тогда в Таджикистане какое-то влияние исламистского толка – Афганистана или Ирана?
– Совершенно точно нет. Для нас всегда примером был Советский Союз. Когда мы обсуждали религиозный вопрос, всегда говорили: вот, пожалуйста, мусульманские государства – люди ездят на ишаках, в домах нет света. Через реку все было видно (имеется в виду Пяндж на границе Афганистана и Таджикистана. – Прим. ред.). А мы очень красиво жили и гордились этим.
– Но потом случился трагический февраль 1990 года. Вы помните, как это было? Где вы тогда были?
– Я был в Бадахшане. Тогда телевизоров в каждом доме не было, да и программы из Душанбе мы на Памире смотреть не могли – не было такой связи. Хотя передачи Центрального советского телевидения – пожалуйста. И вот разносились слухи, что там началась война, в кого-то стреляли, кого-то убили. Буквально через пару дней меня вызвали в Душанбе, где состоялся пленум ЦК Компартии Таджикистана. Там все это обсуждали. Потом, когда я уже был депутатом Верховного совета, мы образовали комиссию и провели проверку: выясняли, кто виноват, кто допустил ошибку. Люди говорили, что в Нагорном Карабахе или где-то еще армян якобы селили в квартиры, которые выделили для очередников-душанбинцев. Но я думаю, основная причина заключалась в том, что кто-то был заинтересован в усугублении ситуации. У нее был режиссер, а руководство просто не смогло поговорить с народом.
– Тогда говорили, что все ожидали выступления первого секретаря ЦК таджикской Компартии Махкамова, но он не вышел к людям.
– Да, он не вышел, но вышли другие. Конечно, в таких ситуациях всегда можно найти козлов отпущения, и тогда некоторых людей обвинили в том, что они по предварительному сговору организовали волнения. Потом, когда провели проверку, они оказались невиновными. Вообще по меркам того времени это были лучшие кадры – они, например, хорошо знали и таджикский, и русский языки. Среди них были замминистра внутренних дел Абдулло Хабибов, самый молодой тогда министр [строительства и эксплуатации дорог], а потом заместитель премьер-министра Бури Каримов, главный редактор газеты «Джумхурият» Нур Табаров.
– Что с ними, кстати, стало? Их сняли с постов?
– Да, но при новой власти они снова получили должности и до сих пор пользуются уважением народа. Бури Бачабекович Каримов – академик, живет и работает в Москве, Абдулло Хабибов стал депутатом, работал со мной в Верховном совете, а после этого был замминистра обороны.
Мужчина несет хлеб, купленный у уличного торговца, Душанбе, октябрь 1992 года. Гражданская война в Таджикистане привела к жесткому дефициту продовольствия
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?