Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик - [38]

– Имеет ли право на существование версия, согласно которой февральские события 1990 года были инициированы руководителями Комитета госбезопасности Таджикистана в расчете на жесткую силовую реакцию Москвы? Якобы она могла остановить падение авторитета власти и само народное движение.

– Честно говоря, мы в комиссии не смогли определиться на этот счет. Должен сказать, что тогда авторитет партии и правительства в Таджикистане был высокий. И до февраля, и после не было никакой необходимости защищать партию от народа.

– То есть эти события были спровоцированы какими-то другими местными структурами? Или в Москве таким образом пытались инициировать смену руководства в Таджикистане?

– Мы прорабатывали разные версии, но обоснованных, с доказательствами, не было.

– Так или иначе, эти события привели к жертвам – погибло около 20 человек. В Душанбе началась охота за русскоязычными людьми (поскольку именно в Москве принималось решение о применении силы по отношению к митингующим, то их гнев был направлен против русскоязычных. – А.Д.) и пошли слухи, что русским надо уезжать, так?

– Разные были слухи. Возможно, кто-то и говорил так, и в газетах писали, что русских выгоняли, но я подтвердить это не могу. Единичные случаи, когда сосед соседу говорил, были, но такого, чтобы таджики массово прогоняли русских, я не помню. Такого вообще не было.

– Какой была реакция союзного центра, Москвы?

– Приезжал бывший министр МВД Пуго. Тогда он был уже членом Политбюро и председателем партийной комиссии при ЦК КПСС. Очень жестко выступал у нас на пленуме, говорил, что надо строго наказать тех, кто организовал беспорядки, мол, этот случай мы в центре не потерпим, разбирайтесь. Тогдашнее руководство Таджикистана не хотело заходить далеко – думали, что все это скоро забудется. Но на деле кровопролитие стало началом безобразий в Таджикистане, которые в конечном итоге привели к гражданской войне.

– Почему? Люди увидели вседозволенность?

– Да. Власть допустила кровопролитие. Стало понятно, что эта власть может уничтожить любого, и доверие к ней совсем упало. Ведь власть всегда говорила, что все делает для народа, а оказалось, что народ ничего для нее не значит и, чтобы сохранить должности, они готовы убивать. Ненависть к отдельной властной структуре превратилась в ненависть к идеологии и государству в целом.

– Я правильно понимаю, что это катализировало межрегиональные споры? Когда на юге, в Кулябской или Курган-Тюбинской областях, руководство республики обвиняли в засилье людей из Ленинабада (сейчас Худжанд. – Прим. ред.), то есть с севера. Якобы все богатство достается им.

– Тогда едва ли можно было говорить, что все богатство находится в руках ленинабадцев. Потому что Москва четко обозначала, кто где будет работать: первым секретарем партии был ленинабадец, председателем Президиума Верховного совета – памирец, а премьер-министром – южный человек, из Куляба. Конечно, министры в основном были ленинабадские. Но опять же, все три человека, которых сняли с должности после февральских событий 1990 года, были с юга. Точку поставили, когда в отставку заставили уйти Махкамова. Тогда появилась возможность избрать нового председателя Верховного совета.

– Тогда же появился Давлатназар Худоназаров – альтернативный Набиеву кандидат от демократов и Партии исламского возрождения, известная фигура среди советской интеллигенции времен перестройки.

– Да. Он был председателем Общества кинематографистов Таджикистана, его избрали председателем Союза кинематографистов СССР, депутатом Верховного совета, а его отец был министром культуры, то есть это был очень известный человек из таджикской элиты. Худоназарова поддерживали демократические силы в России – в Душанбе даже приезжала делегация во главе с Анатолием Собчаком.

– Агитировали за него?

– Не то чтобы агитировали, но рекомендовали Верховному совету повлиять на Рахмона Набиева, чтобы он сложил свои полномочия председателя Верховного совета на период выборов.

– Удалось?

– Да, его уговорили. Хотя я тогда говорил Собчаку, что он сам как член Госсовета хорошо понимает, что незаконно заставлять человека уйти. Меня они уговаривали на время стать исполняющим обязанности председателя Верховного совета, пока Набиев будет в отставке, но я не хотел.

– А почему это было незаконно? Он же должен был уйти, чтобы не использовать свои административные возможности.

– В Конституции и в законах это прописано не было.

– И в результате вы все-таки стали временно исполняющим обязанности председателя Верховного совета?

– Да, до выборов. У меня не было другого выбора. У тогдашнего председателя Верховного совета первым замом работал Кадриддин Аслонов, который к этому моменту был смещен с должности. Другим заместителем был профессор Виктор Приписнов, который отказался быть исполняющим обязанности председателя, мотивируя это тем, что он не знает государственный язык. Но и в моем случае это продолжалось не более месяца.

– В ваших руках были какие-то реальные рычаги власти?

– Нет, они оставались у Набиева, но он не приходил на работу и не вмешивался. Хотя люди-то знали, что все равно он будет президентом.